Страстное тысячелетие

— Видите ли теперь, что творя добро и не требуя взамен ничего, вы можете умножить его, тогда как и со злом также — коли каждый из вас ударит другого, то и не останется небитого среди вас?

— Видим и веруем великой силе твоей учитель.

— В себя призываю вас верить. И тебя, Иаков, и тебя, Иуда, все в себя верьте. Творите добро вокруг себя и будете великими. Кто не будет стремиться в первые, тот и будет первым среди всех, а кто станет стремиться надо всеми возвыситься, тот низко пасть может.

— Правду ты говоришь, учитель. Веруем тебе.

— Коли верите, то хорошо, да если и поняли ещё — так и того лучше.

* * *

— Симон, как же это было — пять хлебов ломали, а наломали целую прорву, да ещё и осталось двенадцать корзин провианта?

— А ты так и не понял, Фома?

— Нет!

— Да потому, что он их благословил прежде. Я своими глазами видел. Рукой эдак повёл в задумчивости…

— Чудеса!!!

— А ты как думал? На то он и Пророк, чтобы чудеса творить.

— Надо бы это записать, да людям после сказывать.

* * *

— Если каждый из вас научит других двенадцать, а те — каждый по двенадцати и так по много раз, то ученье наше распространится всюду, где сердца не окаменели, не только в этих землях, но и в тех, что далеко.

— Вся земля наполнится последователями твоими, Иисусе, кроме тех земель, что отделены водой?

— И на острова дойдёт учение — ведь и туда же люди плавают. И за океаном также есть земли, и туда дойдет учение, если каждый станет учить многих.

— Как же за океанами земли? Разве океан не бесконечен?

— Океан велик, да, но и за ним земли есть такие же большие, как те, на которых мы.

— Что же людей оттуда мы не встречаем никогда, и сами туда не ходим? Видно непреодолим океан?

— Если построить большие корабли, то и океан переплыть можно. Есть и другой путь, но и он не легче.

— Что же это за путь, Учитель?

— По северному морю в иные времена можно идти.

— По морю — идти?

— Вода в некоторых местах иногда становится крепче, чем твердь земная, а в иных она всегда такова. Когда наступает холодное время, то прежде бури усиливаются, вода становится холодной, но потом успокаивается и застывает. После этого по ней можно идти пешком или в упряжи ехать.

— И ты бы мог идти по воде, как по земле?

— Я не только мог бы, но и ходил не раз по застывшей воде. Да и вы бы могли… Если бы только поверили мне, так многое вы могли бы. Но вам трудно поверить…

— Учитель, мы верим! Разве есть среди нас — кто не верит?

— Я — верую.

— Я — тоже верую, Учитель!

— И я. Все верим. Ты — наш Учитель, а мы — ученики твои. Веруем каждому слову!

— Дивные, однако, дела бывают, Учитель.

— Да, Иаков, бывают такие на свете дела, о которых и рассказать невозможно неподготовленному человеку.

— Мы понимаем, учитель. Мы не готовы. Но мы будем готовиться. Мы будем лучшими твоими учениками, и нам откроются тайны небесные, морские и земные.

— Всего я не успею вам сказать, но не столь важно узнать, что вокруг нас, сколь важно понять, что в нас. Себя надо изучать, душу свою понять и не загубить. Ведь что толку для тебя, если ты спасешь руку, но потеряешь душу? Если рука твоя творит зло — лучше бы тебе не иметь руки. Если глаз твой соблазняет тебя на дурное — лучше бы не видел он ничего. Для добрых дел люди должны жить, душу сваю беречь от зла.

— И тогда будет всем счастье?

— Да, только тогда и будет, Филипп. Только тем приблизить можно счастливую жизнь, что радеть о ближних, и помнить об этом всегда.

— А каковы главные заветы?

— Не убивать никого, и не желать зла никому — это важное. Возлюбить ближнего самого как самого себя. И другое есть многое, но без этого — просто беда. Пока люди не прекратят убивать других людей, счастья не наступит.

— Истинно ты говоришь, Учитель! Как верно!

— Раз ты согласен со мной, значит не далеко ты уже от того, чтобы и самому учителем стать.

— А что надо сделать, чтобы всеобщее счастье наступило?

— Каждому надо перестать желать личных выгод, а стремиться к общему благу. Если есть у тебя дом, а у другого — нет, пусти его жить к себе. Если есть еды много, а другой голодает — поделись с ним. Каждый должен не о себе думать, а обо всех.

— Мы-то на такое согласны. Но все — согласятся ли? Кто много имеет, тому трудно решиться отдать своё всё другим.

— Прав ты, Петр. Легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому стать добрым и щедрым. Скорее нищие поделятся последним, чем богатые. Также дети легче воспримут доброе слово, так что дети могут стать счастливыми, и в рай войти уже при этой жизни. И из вас многие, что стоят тут уже в этой жизни могут увидеть результаты усилий своих и вкусить плодов от доброты и нового завета.

— А другая жизнь существует?

— Другая жизнь существует, но, к сожалению, не для всех она дана. Чем скорее станут жить все по добру, тем раньше наступят те времена, что каждому дана будет новая жизнь, и она может стать вечной.

— А злым не дана будет новая жизнь, Учитель?

— Злым?.. Нет, злым не дана будет новая жизнь, злых не должно остаться к тому времени.

— Как хорошо все, что ты говоришь, Учитель!