Перед походом затосковал, пришёл к супруге попрощаться, повиниться.
— Прости меня, Богом данная! Быть гетманом — не быть хозяином своей жизни. В Москве царю угождал, нынче перед турками спину гну, перед казацкой чернью. Благослови меня, жена, на ратное дело.
— Против русских?
— Да хоть и против русских! Что тебе до них? Ты — моя половина.
— Бог тебе судья, Иван Мартынович, — сказала княгиня. — Не о победе твоей, твои победы все позади, о тебе молиться буду. Господь даст, не сделаешь меня вдовою.
Сняла с себя золотой крестик, надела на Ивана Мартыновича.
— Да убережёт тебя твоя вера!
Войско гетмана и Челибея, не пройдя ста вёрст, расположилось лагерем близ Диканьки на Сербином поле. Здесь Иван Мартынович решил подождать своих полковников.
Вдруг вместо полковников явились посланцы Дорошенко — десять сотников. Сказ их был короток:
— Положи, гетман, булаву, знамя, бунчук. Отдай пушки да и ступай себе в Гадяч или на все четыре стороны.
Брюховецкий приказал заковать сотников в цепи, гнать в Гадяч пешком.
— Не показывал бы ты, Иван Мартынович, своего норова, — советовали сотники. — Завтра на Сербином поле будет Пётр Дорофеевич.
И Пётр Дорофеевич не заставил себя ждать. Полки Дорошенко появились рано утром.
Брюховецкий приказал войску построиться, послал гонца к Челибею. Но казаки россыпью двинулись встречать братьев с правого берега.
— Мы за Брюховецкого стоять не будем! От него доброго не дождались. Дождались войны да кровопролития.
Татары кашеварили, показывая казакам Дорошенко, что их дело сторона.
Пётр Дорофеевич стал в полуверсте от шатра Брюховецкого. Послал за гетманом сотника Дрозденко.
Иван Мартынович сидел в кресле, ухватясь рукою за крестик жены: Бог карает изменников изменой. Страха не было. Иван Мартынович знал — вот он, его последний час. Сидел удобно, вздрёмывая.
Дрозденко вошёл в шатёр с пятью казаками.
— Пошли к Петру Дорофеевичу!
Брюховецкий не пошевелился.
Дрозденко ухмыльнулся, схватил Ивана Мартыновича за руку, чтоб сбросить с кресла.
Запорожский полковник Иван Чугуй со всего маху пырнул сотника дулом мушкета в бок. Дрозденко рухнул на пол, казаки, бывшие с ним, выскочили из шатра и тотчас вернулись со свирепой толпою казаков.
Брюховецкого поволокли к Дорошенко. Пётр Дорофеевич сошёл с коня, спросил:
— Ты зачем в своих письмах поносил меня непристойно?
Иван Мартынович молчал.
— Ты зачем булавы не положил, когда тебе добром говорили?
И на это сказать было нечего.
— Ты гетман не только без оселедца, но и без головы.
Дорошенко взял коня за повод, пошёл прочь.
Кинулись на Ивана Мартыновича казаки, ободрали одежды и уже голого били, кололи, топтали...
Чугуй с запорожцами прибежали на выручку, но казаки встали стеной и не пустили.
К Чугую подошёл Дорошенко.
— Не вини меня, сечевик! Я Ивану Мартыновичу не желал смерти.
Начался всеобщий грабёж гетманского обоза и шатра. Вскоре все были пьяны. Явилась мысль, подсказанная запорожцами, кончить и другого гетмана. Толпа двинулась к шатру Дорошенко, но Пётр Дорофеевич, узнав о пьяном сговоре, загородился бочками с горилкой.
Пока казаки управлялись с зелёным змием, Дорошенко, не испытывая судьбу, отъехал со всею старшиной, с верными казаками на край обоза.
Утром было похмелье и раскаяние.
Дорошенко приказал подобрать тело Брюховецкого, отвезти в Гадяч.
Похоронили Ивана Мартыновича в церкви, которую он сам же и построил. Тоже ведь страстотерпец.
14
День проводов антиохийского патриарха Макария, назначенный на 5 июня, приближался. Алексей Михайлович приказал Дементию Башмакову, чтоб подьячие Приказа тайных дел объездили все богатые московские дома: пусть патриарх изведает русское гостеприимство полной мерой.
Подношения потекли как из рога изобилия, изумляя Макария и его свиту.
А жизнь шла своим чередом.
29 мая Москва отпраздновала именины царевны Феодосьи Алексеевны. От её имени Макарию поднесли иконку в золотом окладе да две дюжины простых русских икон, высоко ценимых за благодать и за красоту на всём святом Востоке.
31 мая прощальный обед для святейшего гостя дал патриарх Иоасаф в Крестовой палате.
Макарию дарили саккосы, митру, священные сосуды из серебра, иконы и кресты.
4 июня великий государь ходил развеяться в Коломенское и здесь узнал новость от царицы: затяжелела.
Проводы Макария совершались, как и назначено было, 5-го, с великими почестями, с наградами и дарами.
От своего подворья до Грановитой палаты Макария везли в открытой царской карете — людям на радость, под дивное пение царских певчих.
Первую встречу патриарху устроили на паперти Благовещенской церкви. Встречал и говорил ему благодарственное слово боярин, князь, наместник астраханский Иван Семёнович Прозоровский.
От паперти до Красного крыльца и вверх по крыльцу стояли в цветном платье жильцы. Хоры пели не умолкая, покуда Макарий шествовал к Грановитой палате. Здесь патриарха ждала вторая встреча. Приветствие говорил боярин, князь, наместник костромской Яков Никитич Одоевский.
Третья встреча была в дверях царского дворца. К Макарию вышли ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский да дьяк Приказа тайных дел Дементий Башмаков.