– книги. То есть, популярная культура. Я бы хотел обратить ваше внимание на такие, казалось бы, очень смешные две книги Андрея Митяева – «Книга будущих командиров» и «Книга будущих адмиралов». В них, собственно, заложено буквально манифестом, как русские – советские русские – думали о войне, и какие основные подходы здесь могут существовать. Очень серьезное влияние на стратегическую культуру современного поколения российских лидеров, безусловно, произвел Валентин Пикуль, не самый массовый имперский писатель и воспеватель КГБ Юлиан Семенов.
Российская стратегическая культура исторически основывается на очень мощном культе силы. Кто сильнее – тот и первый. Из чего это возникает? Из традиционной дилеммы безопасности. Если существуют различные силы, они должны каким-то образом находить баланс. Если мы повышаем военные расходы, то наш оппонент их также повышает. И если мы не будем повышать, то и оппонент не будет повышать, и это это лучшая ситуация, – но для этого должно быть доверие.
Доверие в международных отношениях и особенно доверие между соседями России и Россией никогда не существовало, поэтому Россия выбирала путь аннигиляции оппонентов, максимального увеличения вооруженных сил. И этим не только не повышала безопасность, а наоборот – уменьшала ее, и таким образом приближалась к еще более сильным оппонентам. Уничтожили Польшу – пришли в Австрию и Пруссию. Уничтожили Германию – пришли к англосаксонским территориям.
И собственно, эта дилемма безопасности и формулирует комплекс угрозы, который лучше всего был сформулирован товарищем Лениным в «Письме к американским рабочим»: «Мы – осажденная крепость, и весь пролетариат мера должен нам помочь».
Исходя из этого, в России возникает не экономическая необходимость – как это было в классических морских империях, британской или французской, а потребность на основе вот этой дилеммы безопасности. Мы должны захватить соседей, чтобы создать пояс безопасности; создав пояс безопасности, мы приблизились к более сильному противнику и должны идти дальше. Империя как ответ на угрозу. Это провоцирует незрелую внешнюю политику, которая основана не на поиске компромисса, а на силовом столкновении. Возможно, кроме петербургского периода – 1720-1917 годов, эти двести лет весьма специфические для российской истории.
Очень важная особенность российской стратегической культуры – это нечувствительность к потерям. Как это сформулировал Сталин – «бабы новых нарожают». Россия на протяжении своей истории, начиная с последних двухсот лет, обладала самым большим человеческим потенциалом на европейском стратегическом театре, и поэтому могла себе позволить такой подход.
Важный момент, который следует понимать: русские воспринимают мир как игру с нулевой суммой. Где мы проиграли – там они выиграли. И наоборот. Ситуация «выиграл – выиграл» ими не воспринимается.
Какие существуют средства? Жесткая сила, мягкая сила и структурная сила. И я отдельно определил еще одну составляющую, о которой мы поговорим далее.
Что очень интересно – за исключением петербургского и частично советского периода настоящая русская стратегия никогда не опиралась на писаные документы. Все, кто читал «Войну и мир» Толстого, помнят его плохо скрываемые издевательства над немцами, о стратегии Аустерлицкого сражения. Первая колонна марширует туда, марширует сюда, марширует туда… Все знают известные сталинские слова о том, что «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».
То есть, советская стратегия относится к классу стратегий, которые «возникают» – появляются под влиянием обстоятельств и являются результатом ситуативных ответов на возникающие вопросы.
Российскую стратегическую культуру характеризует четкое понимание целей. В украинском случае мы очень четко видим, чего они от нас хотят. «Мы один народ». Что это значит? Мы должны быть одним государством, управляемым из Москвы. Ну, может быть, двумя государствами, но чтобы управление из Москвы. Все ясно, все понятно, никаких вопросов нет.
Достаточно четкое постоянство инструментов – мне не очень хотелось бы углубляться в историю, но последние двадцать лет в отношении «мятежных» стран применяют один и тот же набор инструментов. Начиная с Литвы 1990 года – «отключим газ», подрывная деятельность, русскоязычие и так далее. Постоянство инструментов – но при этом чрезвычайная гибкость в определении путей. Они меняют их на ходу. И здесь очень важно понимать – русские идут до тех пор, пока их пускают. Удается – идут. Как только встречают сопротивление – они достаточно гибко пытаются его обойти. Но только когда почувствовали, что это сопротивление настоящее.