Предполагается, что все подобные подсчеты по определению включаются в процесс принятия решения. Но в реальности обычно наблюдается иное – широкая пропасть между практикой и полноценным приложением теории с ее уровнями и измерениями стратегии. Довольно часто защитники и критики того или иного решения сосредоточиваются лишь на одном или двух уровнях, которые соответствуют их познаниям и на которых анализ приносит нужные для них результаты. Вот почему анналы военной истории пестрят эпизодами использования технически внушительного оружия, которое никогда не стали бы производить, оценив элементарные тактические реакции. Например, в битве под Курском в 1943 году немцы потеряли практически все свои дорогостоящие тяжелые «фердинанды»[191], поскольку на машинах не было пулеметов, которые позволили бы уничтожать русскую пехоту, – а ведь последствия этого промаха мог предсказать любой солдат, воевавший на Восточном фронте. Известно и множество случаев, когда разрабатывалось оружие, успешное технически и тактически, но такое, оперативного провала которого следовало ожидать заранее. Так, США израсходовали немалые средства на разработку специализированных противотанковых самолетов, пригодных для сражений со скоплениями бронетехники, но эти самолеты не получили применения, потому что на поле боя непременно обнаруживается обилие зенитных установок. Такой итог был вполне прогнозируемым. Также возникают ситуации, когда оружие, успешное на всех военных уровнях, оказывается контрпродуктивным на уровне большой стратегии, поскольку оказывается бесполезным в горизонтальном измерении: так, передовые для своего времени немецкие линкоры, построенные до 1914 года, хорошо показали себя в действии, но навлекли на Германию смертельную ненависть британцев (опять-таки, вполне предсказуемый итог).
Гораздо более серьезные затруднения появляются, когда теорию нужно использовать для конструирования цельной схемы большой стратегии. Прежде всего цели стратегии должны быть последовательными, неважно, определяются ли они традицией, бюрократическим компромиссом, прихотью диктатора или демократическим выбором. Разумны они или нелепы по чьему-либо мнению, эти цели не могут взаимно исключать друг друга или ранжироваться непоследовательно, ибо в этом случае к формулированию большой стратегии приступать нельзя. Далее, необходимо установить строгие нормы «поведения» как для вертикального, так и для горизонтального измерений стратегии. При всем изяществе и изобретательности схемы ее воплощение зависит от бесчисленного множества мелких бюрократических решений. В военной политике специфические приоритеты, задаваемые схемой, неизбежно столкнутся с сопротивлением различных родов и видов вооруженных сил, потому что никогда не бывает так, чтобы всем и везде хватало всего. Например, попытки радикально изменить, а не просто численно сократить вооруженные силы США после завершения холодной войны были сорваны военными, которые упорно твердили, что уменьшение бюджета надо распределять равномерно. При этом было вполне очевидно, что сухопутным силам и морской пехоте, лишившимся гарнизонных обязанностей времен холодной войны, финансирование следует урезать непропорционально, чтобы тратить больше на ВВС, но это устремление не смогло преодолеть стойкого сопротивления. Тем самым Объединенный комитет начальников штабов избежал малоприятных распрей – но когда США вели войну в Косово в 1999 году, дефицит авиации ощущался остро, а вот сухопутных войск, которые не использовались и не могли использоваться, имелось в изобилии.
В первую очередь любая схема большой стратегии требует координированных действий в области дипломатии, пропаганды, секретных операций в экономической сфере и в военной политике. Даже если в стране отсутствует избранный парламент, способный противостоять исполнительной власти и предлагаемой последней схеме большой стратегии, даже в отсутствие каких-либо групп интересов, способных противиться реализуемой политике, широко разветвленный бюрократический аппарат современных государств сам по себе выступает главным препятствием к применению сколько-нибудь всеобъемлющей схемы большой стратегии. Всякое гражданское или военное ведомство устроено таким образом, чтобы преследовать собственные специфические цели, каждое обладает особой институциональной культурой. Отдельные ведомства, сознательно или неосознанно, будут, скорее всего, сопротивляться применению согласованной схемы всякий раз, когда она начнет ущемлять их частные бюрократические интересы, привычки и цели. С точки зрения применения нормативной большой стратегии организация современных государств служит как необходимым инструментом, так и могучим препятствием.