Стратегия. Логика войны и мира

Как следствие, Восьмая воздушная армия совершила первый налет на шарикоподшипниковые заводы в Швайнфурте 1 августа 1943 года, а второй рейд состоялся 14 октября того же года. Идея дневных налетов самостоятельными группами бомбардировщиков без сопровождения истребителей была проверена на практике и потерпела решительный крах. Несмотря на 11 пулеметов на борту, бомбардировщики настолько уступали немецким истребителям, что их потери превзошли всякий приемлемый уровень: 60 из 376 американских самолетов были сбиты в первой атаке, 77 из 291 машины – во второй[58].

Что касается причиненного ущерба, он был довольно значителен, однако его воздействие на боеспособность немцев оказалось минимальным. Запасы шарикоподшипников на складах наряду с некоторыми поставками из Швеции и Швейцарии вполне покрывали насущные потребности, а производство вскоре удалось восстановить в полном объеме; кроме того, уже внедрялись подшипники скольжения, что позволило без труда преодолеть «узкое место»[59]. То есть узкоспециализированная атака на Швайнфурт вызвала широкую организационную реакцию, которая помешала налетам достичь своей цели – точно так же, как крупные военные корабли прошлого нейтрализовали угрозу от торпедных катеров, а современные бронетанковые войска научились справляться с противотанковой ракетой.

Отчасти ответом на прицельные бомбардировки стала децентрализация промышленности и замена одних изделий другими, более масштабная реакция немцев на усиление бомбардировок состояла в том, чтобы реструктурировать всю экономику ради увеличения военного производства, на языке нацистов, – создать «экономику тотальной войны». Такого ответа американцы и британцы, по-видимому, не могли предугадать в 1942 году из-за всеобщей уверенности в том, что немецкая экономика уже полностью перестроена для войны, причем еще до ее начала в 1939 году. Поскольку в Англии всеобщие принудительные работы ввели с 1940 года, а все несущественные профессии и службы были отменены или строго ограничены задолго до этого, невозможно было даже вообразить, что до середины 1943 года большинство немок оставались дома, что в стране насчитывалось более миллиона человек домашней прислуги и что такие «мелочные» занятия, как переплетное дело, продолжали процветать.

Вполне сознательно развязав войну, Гитлер не мог требовать от немецкого народа чрезмерных жертв – и состояние немецкой военной экономики отражало эту основополагающую политическую реальность. Полная мобилизация экономики началась только с февраля 1943 года, вследствие поражения под Сталинградом и катастрофических потерь. Когда немецкий дух «обуздали», производство военного оборудования и запасных частей резко возросло – и продолжало расти, так что увеличение общего тоннажа бомб, сброшенных на Германию в 1944 году, совпало с неуклонным ростом немецкой военной промышленности.

Но это не было простым совпадением: в некотором смысле сами бомбардировки содействовали развитию военной промышленности, разрушая социальную модель праздных мирных дней[60]. Единственной альтернативой ресторанам, уничтоженным бомбежками, стали куда более практичные столовые. Когда разбомбили дома, а их жителей эвакуировали, домашней прислуге пришлось отправиться на военное производство, заодно с лавочниками, ремесленниками и церковными служками. Это обстоятельство тоже позволило немецкой военной экономике обойти «узкие места» бомбардировок.

Эта история хорошо известна и пересказывалась неоднократно[61]. Налицо классический пример того, как мнимо определенное и систематически сосредоточенное линейное действие не только наталкивается на препятствия, но и, в силу природы стратегии, отчасти губит само себя. Черчилль был, конечно, исключением в своем интуитивном понимании парадоксальной логики стратегии с ее извращением любого логического действия и неизменным взаимообращением противоположностей. (Соответствующий том его воспоминаний о войне называется «Триумф и трагедия», но он мог бы называться «Победа и поражение».)

Для существования большой стратегии не нужны никакие Черчилли. Законы физики правили Вселенной задолго до появления физиков, способных их изучать, и точно так люди, правящие народами во время войны, подчиняются логике стратегии, даже если они ничего не знают о стратегии. Принимают ли они решения, руководствуясь мудростью или глупостью, преступными амбициями или искренними благими намерениями, восхваляют их потом или хулят, – последствия их свершений или неспособности что-либо сделать определяются парадоксальной логикой, опровергающей всякие ожидания прямой последовательности событий, всякие надежды на линейную прогрессию.

От войны к миру, от мира к войне