Стратегия. Логика войны и мира

Война – это величайшее зло, однако это и величайшее благо. Пожирая и уничтожая материальные и моральные ресурсы, необходимые для продолжения боевых действий, война препятствует собственному продолжению. Как и любое действие в парадоксальной области стратегии, война должна в конечном счете обернуться своей противоположностью после прохождения кульминационной точки. Этой противоположностью может быть только умиротворенная пассивность, неопределенное состояние не-войны, то есть мир, достигнутый переговорами, перемирие или хотя бы временное прекращение огня. Впрочем, какой бы ни была эта не-война, добиться такого результата возможно лишь на непродолжительный срок, ведь скорость, с которой война разрушает саму себя, очевидно зависит от ее интенсивности и размаха. В гражданских войнах интенсивность боевых действий зачастую низкая, размах невелик, а насилие растекается по широкому пространству, которое боевые действия охватывают лишь частично – если охватывают вообще. На севере Шри-Ланки гражданская война длится десятилетиями, при этом иностранные туристы наслаждаются безмятежным отдыхом на пляжах юга. В Судане сражения идут только на юге, да и там разворачиваются по большей части сезонно. Поэтому гражданские войны могут растягиваться на десятилетия. Никакая по-настоящему интенсивная и широкомасштабная война не может идти долгие годы, тем более десятилетия; некоторые сжигают сами себя за считаные недели или даже дни.

Война может стать началом мира благодаря полной победе одной стороны, полного истощения обеих сторон или вследствие того (как обычно и бывает), что конфликт целей, спровоцировавший войну, разрешился в силу преобразований, которые принесла эта война. Пока сражения продолжаются, ценность всего того, что можно завоевать или отстоять, пересматривается в соотнесении с ценой, уплаченной кровью, деньгами и страданиями, а амбиции, обусловившие войну, ослабляются или вовсе отмирают.

Впрочем, это вовсе не линейный процесс, ибо политическая приверженность войне укрепляет сама себя. Начав сражаться в надежде получить некую выгоду по приемлемой цене, агрессор, который сталкивается с неожиданно упорным сопротивлением, может столь же упорно воевать далее, пусть даже общая ценность всего того, чего он надеялся достичь, уже не способна возместить его потерь в жизнях, деньгах, покое и престиже. Вступая в сражение вынужденно, защищающийся также намечает себе некие исходные цели, ради которых приносятся жертвы – еще до того, как общее количество этих жертв станет известно. Пускай надежды нападающих или защищающихся не сбываются, как часто случается, успех все равно кажется соблазнительно близким: еще всего одно сражение, еще немного потерь, еще чуточка денежных затрат после всех прежних жертв и затрат (асимметричная позиция тех, кто рискует потерять все в случае поражения, явно усиливает сопротивление). Быть может, именно перспектива завоевать многое малой ценой изначально делает войну привлекательной. Но если цена оказывается непредвиденно высокой, сам масштаб будет побуждать к схватке в промежуточный период: чем больше жертв принесено, тем острее необходимость их оправдать, чтобы в конце концов достичь поставленной цели. На этой стадии поведение враждующих сторон определяется политической позицией «партии войны» или военного лидера, судьба которых зависит от того, как оценивается в обществе первоначальное решение начать войну, а эта оценка, в свою очередь, зависит от текущего взгляда на будущие итоги войны. Стремление, подталкивающее надеяться на победу, изрядно укрепляется.

Но в ходе войны перспектива постепенно смещается. Итоги, на которые надеялись изначально, все чаще сравниваются не с уже принесенными жертвами, а с теми жертвами, которые выглядят необходимыми, если боевые действия не закончатся. Даже если «партия войны» или военный лидер сохраняют власть, их амбиции могут уменьшиться или даже сойти на нет, вплоть до полного отказа от надежд на завоевания, и превратиться в желание сократить собственные потери. По мере этого преображения враждебность может фактически исчезнуть, если цели обеих сторон станут совпадать, а не взаимно исключать друг друга. Даже Тихоокеанская война, крайне специфическая схватка между японскими агрессорами, которые ставили себе широкие, но не безграничные цели, и американцами, которые после потерь в Перл-Харборе и на Филиппинах требовали от противника безоговорочной капитуляции, завершилась, когда американцы молчаливо смирились с минимальным требованием японцев, настаивавших на сохранении института императорской власти.