С началом очередной «чистки» политическая полиция арестовывала определенное число подозреваемых по заранее спущенной разнарядке. В некоторых случаях (например, репрессии Верховного командования в 1937–1938 годах) эта разнарядка охватывала довольно значительный процент численности всей категории. Следователям вменялось в обязанность найти вину практически всех подозреваемых, для чего в обычном порядке применялись пытки, а люди признавались в мнимой оппозиционной деятельности и в шпионаже в пользу иностранных держав. Иногда проводились широко освещавшиеся показательные процессы – лишь в тех случаях, когда обвиняемые были важными фигурами и соглашались дать признательные показания. Ссылка в трудовой лагерь была рутинным приговором, хотя, если удавалось обнаружить малейшие фактические свидетельства нелояльности, пусть лишь словесные, обвиняемому выносился смертный приговор. Иногда вместо следствия проводились только аресты, за которыми следовали массовые казни. В любом случае от арестованных требовали отречься от всех, кто был хоть как-то связан с ними, включая коллег, сотрудников, учителей, однокашников, родителей, родственников, супругов и даже детей (дети, отрекавшиеся от своих родителей, превозносились как герои).
Цель заключалась не только в том, чтобы терроризировать общество, но и в том, чтобы низвести общество до уровня разобщенной массы отдельных людей, не связанных никакими узами солидарности (все клубы и добровольные ассоциации были запрещены). Любая личная оппозиция режиму, любая критическая мысль в таких условиях становилась личной тайной, поделиться которой нельзя было ни с кем из страха предательства и ареста. То есть всякая потенциальная оппозиция пресекалась в корне, вместо того чтобы позволять отдельным оппозиционерам беседовать друг с другом, собираться в группы и лишь тогда проникать в их ряды, чтобы обнаружить крамолу и арестовать их членов, – как поступала царская охранка и как по-прежнему делали буржуазные полицейские. Система репрессий была столь эффективной, что режиму Сталина никогда не угрожала сколько-нибудь реальная оппозиция. Но эта система очевидным образом перешла кульминационную точку успеха: после смерти Сталина она была сознательно демонтирована его преемниками, которые опасались за свою судьбу в том случае, если их противники завладеют рычагами власти и возглавят тайную полицию.
Лишь немногие династические правители в арабском мире и в Южной Азии по-прежнему могут притязать на унаследованную легитимность в мире, где преобладают демократические государства. Но даже после падения европейского коммунизма во многих странах до сих пор правят репрессивные режимы со слабой легитимностью (либо вовсе не легитимные). Несмотря на обилие различий, эти государства придерживаются военизированной политики, пусть даже она бескровна, и к ним в полной мере применима парадоксальная логика стратегии, которая требует от правителей постоянной бдительности и активных репрессий для защиты своей нелегитимной власти.
До сих пор мы рассматривали логику стратегии в подготовке и ведении войны, а также в политических репрессиях. Но она включает в себя не только саму войну, но и поведение людей как таковое в контексте возможной войны (и возможного политического конфликта). Когда государства готовятся к войне или стараются ее избежать, когда они используют свои ресурсы для того, чтобы добиться уступок от других стран, запугивая, но не применяя силу на деле, именно логика стратегии определяет итог всех усилий, как и на войне, причем неважно, какие рычаги государственного управления при этом задействуются. Дипломатия, пропаганда, тайные операции и обусловленные конфликтами экономические меры контроля и вмешательства («геоэкономика») – все подвластны логике стратегии.
Часть II
Уровни стратегии
Введение
Мы видели, каким образом парадоксальная логика, то есть последовательность действий, кульминация, упадок и взаимообращение, наполняет собой область стратегии. Она обуславливает конкуренцию и противостояние целых наций, а также, аналогично, взаимодействие оружия и контрмер в мельчайших нюансах, поскольку одна и та же логика применима как в грандиозных, так и в малых масштабах, во всех формах боевых действий и в противоречивых дипломатических конфликтах мирного времени.
Обычно источником этой логики является динамическое состязание противостоящих друг другу воль. Но предмет, обусловленный парадоксальной логикой, разумеется, изменяется в зависимости от уровня столкновения, начиная с войны и мира между народами и вплоть до высокотехнологичных столкновений между специфическими подсистемами, например, радиолокационными станциями наведения ракет и бортовыми радарами обнаружения.