Стратегия. Логика войны и мира

До сих пор мы обсуждали только арену состязания держав. Но за спинами непосредственных участников, стоящих лицом к лицу, всегда прячутся другие страны, большие и малые, находящиеся поблизости или в отдалении. В обычных условиях они вовлечены в состязание держав на собственных аренах, но все меняется, если растущая держава (или ее противники) обретает достаточную силу. Коалиция малых стран, образованная для противодействия растущей державе в том или ином регионе мира, может сама выглядеть угрозой для других стран в других местах. Тогда последние могут искать союза с той растущей державой, которую коалиция желает приструнить, и в результате вновь нарушается равновесие, будто бы обеспеченное коалицией, поскольку появление последней равновесия не предусматривает.

Эти правила очень просты, зато игра может стать чрезвычайно сложной. Процессы шли относительно гладко в периоды, когда было много государств, объединенных общей культурой, и менее гладко, когда было меньше стран с общей культурой, а сама культура не способствовала их единению. После падения Рима раздробленность Европы сохранялась во множестве сменявших друг друга побед и поражений, экспансий и отступлений. Ранее та же динамика отмечалась в отношениях между греческими городами-государствами до утверждения власти македонцев, потом среди эллинистических царств Греции, Анатолии, Сирии и Египте, возникших после раздела недолговечной империи Александра. Доступные нам сведения о галльских племенах, о германских племенах за Рейном и о доримских италийских обществах обнажают в действии всю ту же парадоксальную логику.

В годы холодной войны государства Западной Европы составили коалицию во главе с США, чтобы воздвигнуть барьер сопротивления советской угрозе, почти не сопротивляясь при этом угрозе американской, которая с течением времени все усиливалась, хотя сама Европа тоже становилась сильнее, СССР слабел, а покровительство Америки уже не казалось столь необходимым.

Североатлантический союз и его военная структура, НАТО, куда входили США, Канада и тринадцать западноевропейских стран, сопротивлялись всем советским угрозам и манящим соблазнам на протяжении полувека. Остается лишь гадать, насколько они переживут распад СССР. К настоящему времени налицо первые признаки раскола: согласно Европейской оборонной инициативе, выдвинутой в 1999 году после войны за Косово, члены Евросоюза формируют Совет министров обороны с назначаемым главой и с Генеральным штабом, причем США не имеют права голоса. Большинство стран, поддержавших эту инициативу, являются одновременно членами НАТО, с чьей волей они все еще якобы считаются, но, судя по всему, «железное правило» существования коалиций уже действует: создаваемые для сопротивления врагу, коалиции ненадолго переживают своих врагов.

Европа не обладает монополией на проявления стратегии. Те, кто кое-что знает о Японии до ее централизации при сегунате Токугава; те, кто изучал Древний Китай эпохи Воюющих Царств или Китай Новейшего времени с его региональными военными диктаторами; те, кому знакома история индийских держав до британцев и до Моголов; те, кто наблюдает за внезапными альянсами, за столь же неожиданными схватками и непрочными коалициями в современном арабском мире; словом, все те, кто обозревает отношения враждебных государств и воюющих друг с другом племен в любое время и в любом месте, могут успешно толковать эти события через концепцию «баланса сил», восходящую к итальянскому Возрождению[66].

Поскольку предмет стратегии универсален, именно исключения требуют объяснения. Европа веками оставалась раздробленной, она не объединилась до сих пор, зато Китай переживал длительные периоды единства в прошлом и кажется единым сегодня. В Японии подъем и упадок воинственности прекратился благодаря единовластному правлению сегуната Токугава. Во многих других краях враждовавшие прежде страны обрели единство – примерами здесь служат Италия и Германия. Конечно, сам европейский опыт во многом по-прежнему испытывает влияние Римской империи, которая никогда не стала бы столь обширной, не веди ее экспансия к дальнейшей экспансии, завершись она гораздо раньше, в некой кульминационной точке.

Отмечая, что парадоксальная логика стратегии проявляется всякий раз, когда центральная власть ослабевает, пусть даже только по вине правителя, мы указываем, что фактов, подлежащих объяснению, становится меньше, но не раскрываем, а как, собственно, успешно преодолеваются кульминационные точки.