Напротив, при подходе, ориентированном на реляционный маневр, цель исследований и разработок заключается в обретении специфических возможностей, чтобы использовать столь же специфические уязвимые места врага, а сами новинки должны соответствовать тактическим и оперативным методам, выработанным с той же целью. Это снаряжение, которое нужно получать своевременно, пока предполагаемые слабые места противника еще существуют, должно быть не полностью новым, а развиваться посредством обновления, модификации или перекомбинирования уже существующих подсистем, компонентов и частей. Конечно, это предполагает конструктивные ограничения, не допускающие полноценной эксплуатации всех возможностей, которые теоретически открывает нынешнее состояние научно-технического прогресса. Речь не идет о совершенно новым оружии, о «последнем слове техники», как говорят инженеры. Вдобавок, поскольку обновленные / усовершенствованные проекты внедряются в относительно короткие сроки, совместимость общего обслуживания и обучения с прежним снаряжением оказывается ключевым фактором, позволяющим избежать катастрофических затрат на интеграцию; это накладывает дополнительные ограничения на разработку проектов. Иными словами, действительно важные технические достижения («прорывы») в данном случае куда менее вероятны. Но потери на техническом уровне могут оказаться гораздо меньше выигрыша на тактическом и оперативном уровнях. Так, например, совершенно новый танк М-1, разрабатывавшийся армией США с 1970-х годов (поначалу для войны на центральном фронте НАТО), был впервые применен в бою в 1991 году, причем не на ровных лугах Германии, а в Аравийской пустыне, и не в обороне от лавины советских танков, а в нападении на иракские войска, отступавшие из Кувейта. Поскольку иракцы были сильно потрепаны и деморализованы неделями бомбардировок, любые танки оказались бы столь же эффективными против них (французский Иностранный легион, скажем, успешно наступал на легких бронированных машинах). Следовательно, недостатки танка М-1 – высокий уровень потребления топлива газотурбинным двигателем и уязвимость отсека для боеприпасов, расположенного высоко в башне – не имели ровно никакого значения для боевого применения, впрочем, как и его достоинства. Напротив, израильтяне на протяжении многих лет выпускали все новые варианты своего танка «Меркава», каждый раз меняя двигатель, чтобы повысить мобильность танка, но не трогая пушку и броню; затем они заменили первоначальную пушку калибром 105 мм на более мощную, калибром 120 мм, оставив без изменений двигатель и броню; далее установили устройство слежения при низком уровне освещенности (против вертолетов), потом добавили броню от противотанковых ракет – и так далее. Всякий раз эти перемены усугублялись необходимостью соответствия предшествующей конструкции, зато появлялась возможность давать быстрый ответ на новые угрозы и новые обстоятельства, усваивать уроки не только полевых учений и технических испытаний, но и реального боевого опыта.
То, что верно в отношении исследований и развития оружия, приложимо и к другим сторонам военной политики. Истощение предполагает независимое стремление к лучшему в общем смысле слова, будь то подготовка вооруженных сил, строительство военных баз и их оснащение или же разработка снаряжения. Напротив, при реляционном маневре «лучшие» решения приносятся в жертву, чтобы подчеркнуть возможности использования уязвимых мест и ограниченностей конкретного противника. Ни истощение, ни реляционный маневр никогда не выступают в чистом виде, но их соотношение обычно отражает взгляд нации на саму себя, а также общий подход к ведению войны.
Первый взгляд на стратегию как целое