Стратегия. Логика войны и мира

Североатлантический союз и его военная структура, НАТО, куда входили США, Канада и тринадцать западноевропейских стран, сопротивлялся советской угрозе и заманчивым предложениям СССР в течение полувека. Интересно, насколько долго он переживет распад СССР. К настоящему времени налицо лишь самое начало разрыва: по Европейской оборонной инициативе, выдвинутой в 1999 году, накануне войны в Косове, члены Евросоюза формируют собственный совет министров обороны с назначаемым главой и с генеральным штабом, причем США не имеют к этому никакого отношения. Большинство стран — участниц этой инициативы являются в то же время членами НАТО, с чьей волей они все еще якобы считаются. Но, похоже, «стальной закон» существования коалиций уже действует: будучи созданы для того, чтобы сопротивляться врагам, они ненадолго переживают их.

Европа не обладает монополией на феномены стратегии. Те, кто знает кое-что о Японии до ее централизации при сегунате Токугава; те, кто изучал древний Китай эпохи Воюющих Царств или Китай новейшего времени с его военными региональными диктаторами; те, кому знакома история индийских держав до британцев и до Моголов; те, кто наблюдает за внезапно возникающими альянсами и столь же неожиданными проявлениями враждебности в современном арабском мире; словом, те, кто обозревал деятельность враждебных государств и воюющих друг с другом племен в любое время и в любом месте, — все они могут успешно толковать эти события через концепцию «баланса сил», восходящую к итальянскому Возрождению[56].

Поскольку предмет стратегии универсален, исключения требуется объяснять. Европа веками оставалась раздробленной, она не едина до сих пор, но вот Китай переживал длительные периоды единства в прошлом и на первый взгляд един сегодня. В Японии подъем и упадок воинственных кланов был в конце концов прекращен единовластным правлением сегунов Токугава. Во многих других краях на территориях враждовавших прежде стран ныне царит единство, как в Италии и Германии. И, конечно, на самом европейском опыте до сих пор сильно сказываются века существования Римской империи, которая никогда не стала бы столь обширной, если бы ее экспансия не приводила к дальнейшей экспансии, а завершалась гораздо раньше, в некой кульминационной точке.

Если мы отметим, что парадоксальная логика стратегии проявляется всякий раз, когда центральная власть ослабевает, пусть даже только по вине правителя, — того, что нужно объяснять, станет меньше, но мы ничего не узнаем о том, как преодолеваются кульминационные точки.

Ответ надо искать в самом определении стратегии. Когда правительство зиждется на согласии с народом, когда конфликты и столкновения ограничиваются законом и обычаем, тогда прямолинейная логика применяется в полном объеме, а парадоксальная логика стратегии оказывается неуместной. Поэтому возможны и стабильность, и постоянный прогресс, и нет необходимости в предельно утомительном усилии, направленном на то, чтобы сопротивляться распаду имеющегося и замене его чем-то противоположным. Вот почему правители и режимы, которые получили власть не благодаря каким-то устоявшимся процедурам, всегда стремятся к легитимности, прибегая то к идеологическим, то к религиозным оправданиям, к народному утверждению посредством выборов или без них либо даже апеллируя к династическому праву наследования. В той мере, в какой обеспечена легитимность, налицо избавление от тяжких трудов и взаимообращений, присущих стратегии как таковой.

Провинции Римской империи завоевывались одна за другой, зачастую жестокими методами. Но империя сохранялась благодаря легитимности, которой она добилась, последовательно привлекая на свою сторону местные элиты самых разных культур и рас. Любая карьера была открыта им в обмен на лояльность, ни одна должность во власти не была для них недоступна — даже императорский трон. Благодаря этому Римской империи удалось избежать тех ситуаций, где властвует стратегия. Вместо того чтобы на раннем этапе развития дойти до кульминационной точки, империя распространялась в прямолинейной прогрессии, и каждая из усмиряемых одна за другой провинций поставляла людей и ресурсы, необходимые для дальнейших завоеваний.

Завоевания осуществляла римская армия, но именно римская политическая культура включения в свою среду и кооптации обеспечила ту легитимность, которая долго сохранялась в империи, — и именно таким образом были достигнуты все сколько-нибудь длительные исключения из стратегического парадокса.