Стратегия. Логика войны и мира

В годы «холодной войны» НАТО усматривало самую значительную для себя угрозу там, где ныне находится мирная Германия, расположенная в центре территории альянса. И точно так же, как южнокорейское правительство, НАТО было политически склонно к статичной обороне в географических обстоятельствах, которые гораздо более благоприятствовали эластичной обороне. В ретроспективном взгляде на стратегическую ситуацию на театре военных действий мы увидели бы, что восточные рубежи Федеративной Республики (Западной Германии) простираются от Балтийского побережья вплоть до Австрии. На протяжении примерно 625 миль граница шла вдоль Восточной Германии и Чехословакии, которые в то время были районами базирования Советской армии. Если бы, в случае мобилизации, подразделения бельгийской, британской, канадской, голландской, западногерманской и американской армий вышли бы из своих казарм и баз, чтобы занять отведенные им позиции, то «центральный фронт» НАТО обрел бы свой физический облик. Мы не увидели бы непрерывной линии, в которой подразделения стоят плечом к плечу друг с другом, — скорее это был бы ряд развернутых в боевом порядке людей, машин и вооружения в пределах полосы территории, идущей с севера на юг. По грубым оценкам, примерно треть натовских танков и мотострелковых формирований («силы прикрытия») выдвинулись бы на расстояние нескольких миль от границы, тогда как остальные войска оставались бы на некоторой дистанции — поглубже в тылу. Хотя фронт, удерживаемый силами прикрытия, не следовал бы за каждым изгибом границы, он все же растянулся бы примерно на 600 миль. Кроме того, равнинные участки границы с нейтральной Австрией также нужно было бы защитить, потому что советские войска, вторгнувшись из Венгрии, могли бы пройти по долине Дуная весьма быстро.

Теперь мы можем, наконец, опровергнуть предложение об использовании пехоты, вооруженной ПТУР. Учтя длину фронта, который надлежало бы защищать силам альянса, мы тут же поймем, что фронтальная оборона войсками ПТУР была бы очень слабой, даже если бы она была тщательно защищена преградами, находящимися под должным охранением. Ибо на этих узких участках фронта, где две стороны могли бы действительно сойтись в бою, советская боевая техника обладала бы огромным численным превосходством над пехотой с ПТУР, несмотря на то, что ракеты несравненно дешевле. В последние два десятилетия «холодной войны» дело обстояло так, что более 10 000 танков, еще большее число БМП, изрядное количество самоходной артиллерии и всевозможные подразделения поддержки могли атаковать из Восточной Германии и Чехословакии прямо с рубежа боевого развертывания, без перегруппировки, а куда более многочисленные войска пришли бы за ними из Польши и СССР[75]. Эту огромную массу машин было бы, конечно, невозможно распределить поровну с севера на юг на каждом участке фронта: она сосредоточивалась бы на четырех-пяти векторах наступления, каждый из которых продвигался бы на запад колонной такой ширины, которую могла позволить местность. Одни из них могли ограничиться проходом шириной не более узкой двухполосной дороги, тогда как другие могли наступать полосой, занимающей в ширину не менее десяти миль. Но даже если сложить все векторы и ширину каждой колонны, то получится, что советские бронетанковые войска все же атаковали бы суммарно на участке, занимавшем небольшую часть всего 600-мильного фронта. Таким образом, даже если были бы собраны многочисленные силы пехоты с ПТУР, насчитывающей десятки тысяч солдат, наступающая советская бронетехника без труда оказалась бы в численном превосходстве в любом боевом столкновении.

Поэтому арифметика истощения обеспечила бы альянсу несомненное поражение. Иначе и быть не может, если всю численность пехоты с ПТУР нужно распределить так, чтобы охватить всю границу, а вторгающиеся бронетанковые войска при этом атакуют сосредоточенными силами[76].