Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Третий подход к оценке отношений Руси и Орды является частью российского евразийства, идеи которого в историографии наиболее полно реализовали замечательные работы Г. В. Вернадского и Л. Н. Гумилева. Главная идея Гумилева – это фактический симбиоз Руси и Орды, в основе которого лежит, предельно огрубляя, общая евразийская сущность русской и ордынской политических цивилизаций[78]. Великое значение Льва Николаевича для российской исторической науки состоит в первую очередь в том, что он смог практически в одиночку разрушить монополию идеологически мотивированной интерпретации большинством советских историков событий эпохи формирования государственности вокруг Москвы. Даже учитывая несомненные смелые обобщения в работах Гумилева и свойственное ему художественное восприятие событий, его вклад в наше понимание смысла эпохи огромен – он позволяет увидеть, что за пределами так называемой «карамзинской схемы» и советского классово-формационного подхода существует еще целый спектр вероятных интерпретаций одного из важнейших в отечественной истории периода. Создавая свою собственную неидеальную «схему», Гумилев сформировал для российской исторической науки новый ориентир, с которым можно спорить, не соглашаться, но именно поэтому двигаться вперед.

Тем более это важно, что основные положения советского подхода, особенно раннего этапа, нашли свое продолжение в работах, которые уже в 1990-е гг. придерживались критического отношения к деяниям как Александра Невского, так и его потомков на московском княжеском престоле. Отметим, что такой взгляд оказался близок многим авторам на Западе и поэтому до сих пор имеет возможность занимать солидное место в богатой палитре мнений о событиях этого периода российской истории. Так и в случае с работами Гумилева мы одновременно видим и яростную и убедительную для читателя критику советских подходов к оценке русско-ордынских отношений, и отрицание «европеизации» русской истории в целом, присущее значительной части нашей традиции со времен Карамзина и Костомарова. Это позволяет теории Л. Н. Гумилева оставаться и по сию пору главной «альтернативной» интерпретацией политического значения событий русского Средневековья в целом и внешнеполитических обстоятельств объединения вокруг Москвы, в частности.

Труды Гумилева, в той их части, которая касается отношений Великороссии и Золотой Орды, так же, как и все его произведения, проникнуты живым художественным восприятием истории, что становится объектом критики со стороны более сдержанных представителей этой науки. Но при этом они помогают нам увидеть значительное количество новых фактов и посмотреть свежим взглядом на широко известные источники. А поскольку в основе его трудов лежит стремление к отрицанию «европеизации» русской истории, то они являются еще и результатом размещения исторических фактов в рамках принятой автором схемы. Уйти от схематического восприятия истории можно, как представляется, только обратившись к более сложным и внутренне противоречивым построениям, но попытаться при этом выделить главное. В нашем случае – то в отношениях с Золотой Ордой, что помогает понять, как они отразились на русской внешнеполитической культуре.

Для всех известных нам историографических традиций неизбежным остается поиск ответа на вопрос о том, как могла Орда повлиять на развитие русских общественных и государственных институтов? И здесь точки зрения, как мы видели выше, являются часто совершенно противоположными: одни ученые считают, что это влияние было важным, даже определяющим – здесь Н. М. Карамзин, советская школа и Л. Н. Гумилев парадоксальным образом похожи. Другие, а это большинство современных российских историков, полагают, что такое воздействие было незначительным, либо его вообще не было, поскольку «суть даннических отношений неминуемо влечет за собой вывод о сохранении монголами на Руси той общественной системы, которая сложилась в середине XII века и продолжала развиваться в начале XIII века»[79]. Даже авторитетное мнение о том, что в центре отношений было признание русскими землями-княжениями легитимности верховной власти хана, с чем спорят другие историки[80], не ведет нас к мысли о влиянии Орды на развитие внутренних русских порядков.