Отцы Русской церкви, митрополит Кирилл и его последователи полностью отдают себе отчет в том, что энергичное военное сопротивление Орде является гибельным для русского народа. Они прекрасно видят, насколько проигрышным стратегически является путь, избранный Даниилом Галицким, хотя он сам остается в бесконечных колебаниях. Этот путь приводит уже через два поколения к гибели его державы и ее поглощению католическими соседями, намерения которых предугадать было совершенно не сложно. Поэтому после Кирилла практически все митрополиты Киевские и всея Руси являются если не всегда союзниками, то дружественными партнерами Московских князей. И только в одном случае – конфликт между великим князем Московским Дмитрием Ивановичем и поставленным митрополитом Киприаном – отношения оказались на короткий период напряженными. Именно московский княжеский дом со своей стратегией полностью отвечает тому, как международное положение русских земель видит Православная церковь. Русская церковь, которая не могла на протяжении двух столетий остановить городские общины и княжеские дома от взаимной брани, после наступления жестоких внешних испытаний впервые становится одним из центров сосредоточения боевых сил русского народа.
Митрополит Кирилл и его преемники уже после переселения на Русский Северо-Восток ведут с татарами сложные дипломатические отношения, принимают неизбежные правила игры с позиции нашей военной слабости. Но при этом они (интуитивно или осознанно – этого мы никогда не узнаем) обращаются к наиболее фундаментальным вопросам, от которых может произойти стратегия дальнейшего освобождения Руси от даннической зависимости и сохранения ее в качестве сильной государственности в отношениях с Западом. В центре духовной деятельности Православной церкви в эту сложную эпоху – понимание и осмысление причин падения русских земель на дно геополитической катастрофы и путей осознания себя в новом качестве, которое позволит из нее выбраться. Историки спорят о том, является ли стратегия Русской церкви двойственной: с одной стороны, мы видим очевидное сотрудничество Церкви с волей татарских ханов, что даже привело к появлению в советской исторической науке штампа о «сговоре» православных иерархов и Орды с целью якобы совместной эксплуатации русского народа.
Эта идея очень простая и отражает марксистские догмы, применявшиеся даже уважаемыми авторами для оценки важнейших процессов русской истории. В предыдущей главе мы видели подобное на примере того, как наша наука периода СССР интерпретировала положение княжеских домов. С другой стороны, мы понимаем, что именно Церковь стала духовным центром сплочения и восстановления сил русских земель в условиях постоянного военного давления со стороны Орды и западных соседей. Как мы узнаем далее, именно отцы Церкви стали инициаторами широкой дискуссии о внутренних причинах ордынской зависимости в эпоху, когда военное преобладание татар было еще практически абсолютным. Обсуждение этой проблемы на уровне политико-религиозной философии само по себе означает непризнание нормальным тот порядок вещей, который характеризовал самые сложные годы даннической зависимости Руси от Орды. Будь оно иначе, не присутствовали бы во всей русской духовной литературе того времени исключительно негативные оценки Орды и ее конкретных государственных деятелей.
По всей вероятности, нужно признать эту двойственность (практическое сотрудничество с Ордой и, одновременно, подготовку фундамента для противодействия ее интересам, свержения даннической зависимости) как факт русской истории. Признание этого факта не может означать необходимость чего-либо стыдиться или сожалеть об избранном в особых исторических условиях пути. Но оно может и должно стать основой для понимания русской политической культуры на примере тех испытаний и переживаний, которые выпали всему обществу в самый решающий для будущего нашей государственности момент.
В этом смысле Русская церковь была частью всего общества и формирующегося государства: на тактическом уровне понимала невозможность сопротивления Орде силой, но никогда не признавала легитимность ордынской гегемонии в стратегической перспективе. И тем более Церковь, вслед за неформальным союзом митрополита Кирилла и Александра Невского, отрицала возможность даже частичного духовного и военно-политического сближения с католическим Западом. Дипломатические контакты с ним сохраняются, однако вопрос о формальном союзе на основе требований, выдвигавшихся Римом, не появляется больше никогда.