Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Самым важным фактором духовного возрождения стало внешнеполитическое давление на Русские земли. Видный современный историк пишет: «Христианство в средневековой Руси – своеобразный феномен духовного развития великорусского народа, переплетение двух культур: православной христианской и традиционного народного миропонимания. Большая активизация христианского фактора – в определенной степени следствие монголо-татарского влияния. В этом смысле в усиливающейся христианизации и есть „ордынское влияние“ на общекультурное развитие Руси XIV–XV вв.»[263]. Все более сильным оно становилось по мере того, как на первый план выходил мотив связи между духовной основой самосознания Русских земель и их борьбой с даннической зависимостью. Несмотря на то что сама Орда никогда не проводила политики вмешательства в духовную жизнь Руси – даже наиболее яростный в своей новой вере хан Узбек (1282–1341) «остался верен Чингисхановым правилам веротерпимости»[264], – отношения с ней, как c наиболее могущественным противником, оказались исключительно важными для развития этой жизни и тем более роста влияния Церкви на общество.

Обе ипостаси православной Церкви – светско-политическая и религиозно-философская – в равной мере сопровождали развитие новой русской государственности. И постепенно эта государственность воцерковляется, а сама Церковь становится неотъемлемой частью русского общественного организма[265]. Политический интерес московского княжеского дома «был живо поддержан всем населением Северной Руси с духовенством во главе, лишь только почувствовали здесь, что он совпадает с общим добром всего нашего православного христианства»[266]. И в конечном итоге приобретает национальный характер, становится тем, по определению Николая Гоголя, что «более всего связывает и образует народы»[267]. Именно этой трансформации Русское государство уже в середине XV в. было обязано тем, что смогло избежать последствий Ферраро-Флорентийского собора 1438–1445 гг.[268]. Тогда, цепляющаяся за края своей могилы, Византия отступила от своих собственных принципов в отношениях с католическим Римом и пошла на унию церквей. Далее мы увидим, как общая воля православной общины, горожан и великого князя Василия II позволила в декабре 1448 г. впервые в истории избрать национального митрополита без необходимости назначения или утверждения его Константинополем. Развитие с опорой на свои физические и духовные силы было к тому времени уже на протяжении двухсот лет центральным элементом русской политической жизни. Окончательная независимость от Константинополя в 1448 г. предшествовала полной независимости от Орды в 1480 г. и стала одной из двух составляющих государственности России как великой державы.

Однако до того, как это произошло, русским обществом и Церковью была проделана большая работа по собственному исправлению и осознанию себя в новом качестве. В основе этой работы лежали идеалы Православной церкви в их конкретном историко-географическом преломлении. В. О. Ключевский, обращаясь в 1892 г. к вопросу о значении для нашей политической истории духовно-просветительской деятельности св. преп. Сергия Радонежского, писал: «Человек, раз вдохнувший в общество такую веру, давший ему живо ощутить в себе присутствие нравственных сил, которых оно в себе не чаяло, становится для него носителем чудодейственной искры, способной зажечь и вызвать к действию эти силы всегда, когда они понадобятся, когда окажутся недостаточными наличные обиходные средства народной жизни. Впечатление людей XIV века становилось верованием поколений, за ними следовавших. Отцы передавали воспринятое ими одушевление детям, а они возводили его к тому же источнику, из которого впервые почерпнули его современники»[269]. Слова, произнесенные во времена, когда российская историография достигла наивысшего расцвета, убедительно характеризуют значение тех символов и образов, при помощи которых происходит распространение результатов осмысления исторического опыта в формировании национального политического сознания.