Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Сложно переоценить значение духовной жизни для становления Русского государства в эпоху, когда на его долю выпало наибольшее количество смертельно опасных испытаний. Неудивительно поэтому, что именно в XIV–XV вв. эта духовная жизнь, центром которой стали монастыри, становится насыщенной и плотной, как никогда в нашей истории. Причина – в необходимости «работать над самими собой, делать дело собственного душевного спасения»[259] в самую сложную с внешнеполитической точки зрения эпоху. Перед всем обществом стояла задача осмысления фундаментальных причин бедственного положения, в котором оказались Русские земли под давлением внешних противников: монгольским нашествием и последующей даннической зависимостью от Орды, нараставшей в течение всего XIV в. экспансией со стороны Литвы, вторжениями германских рыцарей и шведов.

Все эти драматические переживания отражались в русской духовной литературе и светских летописях, изобразительном искусстве и религиозно-политической философии. Их осмысление через познание себя, собственных ошибок и пути к исправлению стало необходимой основой идентичности, с которой Русские земли вошли в эпоху своего государственного единства в конце XV в. Поэтому торжество русской государственности с центром в Москве имело своим источником не только усиление ее военных и экономических возможностей, но и прочную духовную и политико-философскую основу. Сочетание этих факторов произвело такое явление, как «самоценность»[260] русского государства-цивилизации уверенность в наличие духовных и физических сил для того, чтобы жить своей жизнью – в качестве основы внешнеполитической культуры. Влияние духовного опыта, сформированного в период становления «вооруженной Великороссии» на русскую внешнюю политику, мы чувствуем и сейчас.

Опора единства Руси

На первом этапе формирования единой русской государственности с центром в Москве положение Русской православной церкви определялось двумя важнейшими факторами. Во-первых, общеполитическим значением Церкви, когда, согласно мнению С. М. Соловьева, «единство Руси поддерживалось единым митрополитом»[261] в условиях кризиса средневековой модели нашей государственности и начала формирования единой «вооруженной Великороссии» на основе нескольких самостоятельных земель-княжений Русского Северо-Востока. Переезд в 1299 г. митрополита Киевского и всея Руси Максима во Владимир стал важнейшим событием для окончательного переноса центра русской внутриполитической жизни, основным содержанием которой после этого было движение к объединению, на Русский Северо-Восток. Эволюция религиозно-политической доктрины, которую развивало русское монашество, создавала основу для того, чтобы сопротивление противникам было основано не только на физической, но и на духовной силе.

Именно Церковь оставалась в момент кризиса Средневековой политической системы единственным общерусским институтом, глава которого сохранял, кроме всего прочего, сравнительную независимость от светских правителей и мог поэтому играть роль выразителя общенародных интересов. Во-вторых, колоссальным был вклад церковной книжности в создание общенациональной идейной основы государственности на протяжении наиболее драматичного периода ее становления. Более того, именно на переломном этапе, когда старая Русь уже исчезла, а новая Россия еще не возникла, Церковь получила огромные возможности для влияния на состояние умов русского народа.

Внутри Церкви возникло и оформилось движение к осознанию причин испытаний, постигших русские земли, и путей к исправлению, без которого было невозможно освобождение от иноземной зависимости[262]. В первом случае мы имеем дело с прямым влиянием иерархов Церкви на внутриполитический процесс и международные связи русских земель, а во втором – с символами и образами, которые создавались церковной книжностью для осмысления происходящих событий и постепенно ложились в фундамент того, что мы определяем как политическую культуру. Окончательно религиозно-политическая идеология нового государства оформилась в момент обретения им полной независимости в конце XV в., а в начале следующего XVI столетия приобрела вид целостной государственной концепции «Москва – Третий Рим».