Мы не должны, конечно, игнорировать и воздействие факторов, не имеющих отношения к русско-ордынским взаимодействиям – приобретение Московским княжеством и русскими землями в целом положения последнего оплота православного христианства после двух горестных событий – Ферраро-Флорентийской унии и падения Константинополя (1453). Эти события, по справедливому общему мнению историков, способствовали ускорению процесса появления русской нравственной политической доктрины. Но отношения с Ордой имели в ее судьбе главенствующее значение, формируя цель для немедленного применения. Тем более что фундаментальные положения и основное содержание этой доктрины возникают в русской книжности задолго до того, как Византию постигла ее трагическая судьба. В свою очередь, политическая доктрина «Москва – Третий Рим», сформулированная после возникновения единого русского государства в конце XV в., имеет уже непосредственную связь с указанными выше историческими событиями в отношениях с Византией и Западом[333]
. Она станет идейной основой державы, для которой опасность с Востока уже перестанет иметь существенное значение, а Запад на все последующие столетия станет единственным значимым противником[334].Идеология независимости
Митрополит Киевский и всея Руси Алексий Бяконт [1296–1378 (1353–1378)] стал первым представителем уже московской служилой аристократии на посту главы Русской православной церкви. Его отец, Федор Бяконт из числа «славных и нарочитых бояр Литовских, от страны Русскыя», переезжает из Чернигова в Москву и быстро становится одним из наиболее влиятельных деятелей в новом центре объединения русских земель[335]
. Такое происхождение определяет характер, способы достижения целей, да и саму психологию Алексия, как одного из крупнейших деятелей Русской православной церкви: «Происходя из родовитого боярства, искони привыкшего делить с князьями труды обороны и управления страной, митрополит Алексий шел боевым политическим путем, был преемственно главным советником трех великих князей московских, руководил их Боярской думой, ездил в Орду, ублажал ханов, отмаливая их от злых замыслов против Руси, воинствовал с недругами Москвы всеми средствами своего сана, карал церковным отлучением русских князей, непослушных московскому государю, поддерживая его первенство, с неослабной энергией отстаивая значение Москвы как единственного церковного средоточия»[336]. Самый значительный на протяжении всей истории формирования единого государства митрополит – политик в полном смысле этого слова, действующий на основе четкого выбора сильной государственности с центром в Москве.В его служении получает практическое воплощение как внутриполитическая, так и международная стратегия Русской земли накануне решающих событий по ее объединению в качестве «вооруженной Великороссии»: митрополит Алексий был свидетелем первых побед русского оружия над ордынцами в сражении на Воже (1378) и скончался незадолго до битвы на Куликовом поле. Историки отмечают, что «правление митрополита Алексия пришлось на очень сложный и одновременно очень важный период истории нашего Отечества. Именно тогда окончательно определился центр, вокруг которого объединяются некогда разрозненные русские земли»[337]
. Это, как мы помним, произошло почти незамеченным, что вообще характерно для наших наиболее значительных политических достижений. Вроде бы при Иване Калите московская земля-княжение особенно и не выросло в территориальном отношении. А дела его преемников – Симеона Гордого и Ивана Ивановича Красного – оказались в тени победителя Орды на Куликовом поле Дмитрия Донского. Однако здесь мы сталкиваемся с логикой исторического процесса, в рамках которой «одно сражение может решить судьбу империи, но только в том случае, если цепь предшествующих событий сделала это возможным в результате одного сражения»[338]. Так и объединение русских сил при Дмитрии Донском оказалось результатом целой серии предшествующих и на первый взгляд малозначительных событий и достижений в деятельности его отца, дяди и деда.