Немцы открыли минометный огонь по переднему краю противника. Вершигора очутился в какой-то канавке. Совсем он мирный человек был, приполневший. А ямка неглубокая. А мины грохали то тут, то там, и носились по полю осколки, и дрожало сердце.
Немцы пошли в атаку. И вдруг кто-то пронзительно крикнул:
– Командира убили!
Петр Вершигора, перепуганный насмерть, понял, что он теперь командир взвода (!), и тут же увидел перед собой верзилу-немца. Тот полз прямо на него, не замечал его и спокойно стрелял из автомата в спины бегущих красноармейцев. И в этот миг мирный человек Вершигора, словно по щучьему велению, превратился в человека военного. Что-то случилось с ним в тот первый бой. Он в одно мгновение потерял себя, мирного, вырвался из этого странного душевного состояния и вдруг увидел рядом убитого немца. Уже после войны П. П. Вершигора честно признается: «И сейчас я не уверен до конца, что это я его убил».
Но «перевоплощение» состоялось! Помкомвзвода подхватил автомат убитого, догнал взвод, грозно крикнул: «Слушай мою команду!» И солдаты, тоже ведь – мирные люди, остановились в нерешительности: «А командир ли это, а не погубит ли он всех нас?» Но голос Вершигоры был все увереннее, а команды все жестче.
Взвод залег, приостановил дружным огнем атаку немцев, Вершигора дал команду отойти на новый рубеж – отошли, залегли, приостановили атаку противника. Командир родился, солдат родился в том бою. Красноармейцы с минимальными потерями отошли к селу и заняли добротные окопы. Началась перестрелка. Она то затухала, то вспыхивала с яростной силой.
И вдруг Вершигора увидел на свекловичном поле пятерых красноармейцев. Подняв руки, они угрюмо шли в сторону врага. Пятеро русских шли в плен. Навстречу им поднялись два немца. Будто старые друзья, приближались они друг к другу. Бойцы Вершигоры переглянулись и посмотрели на командира. Тот скомандовал:
– Огонь!
И солдаты выполнили приказ. Длинной очередью из нескольких ручных пулеметов они убили и предателей, и немцев.
Так закончился первый бой будущего Героя Советского Союза П. П. Вершигоры, так завершилось его перевоплощение. Это случилось 3 августа.
После первой его «встречи» с немцами на крыше киевской киностудии прошло 39 дней.
А еще через несколько дней он уже командовал ротой, а еще через несколько дней – батальоном. За неполных два месяца он прошел путь (боевой!) от «неумехи» в военном деле до уважаемого солдатами комбата.
В 1941 году Миша Семенистый стал старшим в семье. Мать ему так и сказала: «На тебя, сын, вся надежда, ты теперь наша опора». Жили они в одном из сел Путивльского района. Отец умер еще до войны, оставив вдову с детьми мал мала меньше, а дядю, помогавшего им, повесили немцы. Коммунистом дядя был – коммунистов нацисты вешали или расстреливали. Четырнадцать лет исполнилось Михаилу Семенистому, старшему мужчине в семье. А старший мужчина в роду со времен Рюриковичей, а то и раньше, считался главой и опорой семьи. Накопила мать денег да купила Мише сапоги.
Из босоного паренька превратился Миша в видного парубка. Сверстники завидовали ему.
Однажды отряд Ковпака проходил мимо села. Кони, повозки, гордые лица, рыхлая пыль неспешная, любопытные глаза в окнах светятся радостью и надеждой. Ковпак, мудрый человек, в подобных случаях устраивал нечто вроде смотрин. Смотрите, люди добрые, граждане советские, – вот мы идем, партизаны, по родной нашей земле. Не боимся никого, бьем фашистов. И вы не бойтесь никого.
Миша заворожено смотрел на партизан. Мать не чуяла беды, колготясь у печки. И вдруг нахмурилась она. Сын подошел к ней и уверенно сказал: «Я в партизаны хочу». Вот беда так беда на женскую голову! Мать и так и сяк уговаривала сына: «Мы ж без тебя с голоду помрем». Сжалился сын над матерью да над братиком, сестренками, посмотрел важно на сапоги, сел на скамью, по-мужски подбоченясь. Буду семью, мол, поднимать, от голодной смерти спасать. Стоящее это дело для настоящих мужчин.
А партизаны день в селе, другой, третий. Будто специально остались они на несколько дней, чтобы дать возможность Михаилу Семенистому, настоящему мужчине, принять верное решение. За делами хозяйственными дни-то быстро летели, думать некогда. А уж как сумерки сгущались, как дела все откладывались назавтра, так и объявлялись они, думы партизанские, мешая спать спокойно.
Мать тоже тревожилась. Одно ее успокаивало: «Куда ему воевать-то! Кто его возьмет в партизанский отряд. Ребенок совсем». Утром рано проснулся Миша, вышел из хаты и быстрее, быстрее побежал догонять партизан: они часом раньше снялись и двинулись куда-то на солнце. Мол, ждали тебя, ждали, Михаил, а теперь пора нам немцев бить, то есть самым настоящим мужским делом заниматься.
«И я с вами буду немцев бить!» – думал Миша Семенистый, и, видимо, так его эта мысль околдовала, что не услышал он мягких, колобком по пыли материнских шагов. Догнала сына мать за околицей, заголосила в рев:
– На кого ж ты нас покидаешь?!