Улыбка Фатимы была неотразимой. Хулио, несколько успокоившись и бормоча под нос молитву, оторвал ладонь от телефонной трубки и, отвернувшись, как ни в чем не бывало продолжил прерванный разговор. Миссионер, подтолкнув араба, продолжил движение к противоположной двери. Фатима, оставив Хулио наедине с трубкой, бесшумно забежала вперед и открыла ее ударом ноги. Вслед за чудом удержавшейся на петлях дверью в комнату, где сидели четверо его соплеменников, влетел не успевший помочиться араб, которого держал за отворот пиджака суровый посланец Москвы.
– Ложись, суки, всех замочу! – Его истошный крик, направленный на то, чтобы ошеломить, сбить с толку противника, привел к непредсказуемому результату.
Обкурившиеся гашиша арабы, выпучив округлившиеся глаза, с перепугу начали со всей дури палить в своего товарища, перед лицом неминуемой смерти решившего больше не терпеть и начавшего мочиться прямо в штаны. Рассудив, что одного «языка» вполне достаточно, Миссионер позволил радостными толчками отозвавшемуся в руке «стечкину» проделать в головах трех попавшихся под горячую руку любителей клубнички входные огнестрельные отверстия.
Четвертая пуля, вылетевшая из скорострельного оружия, была не в пример милосерднее своих подруг, пробив у наиболее удачливого из своих собратьев лишь запястье руки, державшей пистолет. Фатима, ворвавшаяся следом, мастерски перепрыгнула через стол и во избежание досадных недоразумений от души приложилась к голове счастливчика, не дав ему досмотреть, как трое здоровенных самцов заправляют большегрудую красотку жидкостью мутно-белого цвета из своих внушающих уважение шлангов.
– Может, не стоило так грубо? – Слобцов разжал пальцы, удерживающие на весу безвольное тело мужчины, попавшего волею судьбы под пули своих же товарищей. – Я ведь хотел задать ему парочку вопросов.
– Ничего, сейчас я быстро приведу его в чувство. – Фатима наклонилась к бессознательному телу и пару раз хлопнула его по щекам. – Сложный случай.
Миссионер, выключив телевизор, подошел к ней.
– Я думаю, тебе лучше сходить посмотреть, как там наш Хулио, он ведь не привык к таким передрягам.
Фатима застала Хулио в плачевном состоянии. Он сидел под своим столом и никак не желал вылезать оттуда. Открыв стоявший рядом со столом шкаф и пошарив там, она извлекла оттуда бутылек с нашатырным спиртом. Пары нашатыря привели Хулио в чувство, и он позволил роковой красотке извлечь себя из-под стола. Вид, правда, у бедняги был самую малость бледноват.
– Вы… что… – заикаясь, начал он, – уб-били их… всех?
– Успокойся, Хулио, не всех. Один живехонек, просто потерял сознание.
– Но зачем?
– Не спрашивай пока меня ни о чем, красавчик, – нежно погладила его по щеке Фатима. – Когда-нибудь я тебе все расскажу. Может быть, даже в той комнате, – многозначительно добавила она, облизнув губы языком.
Хулио, как и подобает прирожденному самцу, сразу же забыл о пережитых волнениях и продемонстрировал готовность тотчас же отправиться в обозначенном направлении.
– Не сейчас, всему свое время. К тому же мы не одни.
– Только не забудь про свои слова! – крикнул ей вслед Хулио, когда Фатима почти уже скрылась за дверью.
Миссионер, собрав у убитых оружие и положив арсенал на стол, расположился в кресле.
– Сейчас мы его оживим. – Фатима поднесла к лицу по-прежнему лежавшего без сознания араба нашатырь и несколько раз махнула пузырьком перед его носом.
Очнувшийся мужчина приоткрыл глаза.
– Вот, пожалуйста, клиент готов к началу переговоров.
Клиент, окончательно придя в себя, резко поднялся и, свирепо тараща глаза, попытался схватить Фатиму за горло.
– Ты бы сильно-то не резвился, а то я передумаю и отправлю тебя к твоим друзьям.
Направленный на него нежданным посетителем «стечкин» подействовал на араба лучше всяких слов.
– Я тебе, шакал, ничего не скажу.
– Даже если я тебе для завязки разговора отстрелю для начала яйца?
Ствол «стечкина» красноречиво подтвердил слова старлея Слобцова, опустившись сантиметров на пятнадцать ниже, и дернулся, выпустив в свободный полет пулю, раздробившую мрамор между ног дерзкого нахала. Араб вздрогнул, в его глазах мелькнул нешуточный испуг.
– А это за шакала, – рывком вскочив с кресла, Миссионер открытой ладонью ударил его в нос. Болезненный удар на мгновение оглушил араба, из разбитого носа обильно потекла кровь. – Я с тобой, сука, здесь дипломатию разводить не буду. Считаю до трех, если не будешь отвечать на мои вопросы, прострелю твою ублюдочную башку.
Не дожидаясь отсчета и зажимая одной рукой разбитый нос, араб вскинул вторую руку вверх в знак согласия.
– Вот так бы и сразу. А то привыкли, б…, к политкорректности.
– Что ты хочешь от меня узнать?
– Где сейчас Салах?
– Клянусь, я не знаю. Он еще ночью уехал отсюда, нас оставил здесь. Приказал, если что, звонить ему на телефон.
– На мобильный?
Араб закивал.
– Номер?
– Я не знаю.
Миссионер угрожающе надвинулся на него, взведя курок.
– Погоди, погоди. Я не знаю. Знал Улькер, – кивнул араб в сторону одного из убитых, – он – старший. Салах ему сказал. Он записал, чтобы не забыть.