Только теперь я осознала, что свет исходит от факела с зачарованным огнем, а сами по себе стены темны. Все до единой. Голоса умолкли. Колдовство разрушилось, и людские судьбы были упокоены. Надеюсь, сон их безмятежен.
Моё правление закончилось, не успев начаться. Боги услышали нас – думаю, что услышали – и освободили от оков. Возможно, когда-нибудь диадема вновь засияет золотом, и какой-то король падет жертвой её колдовства.
Но это буду не я. Ибо мой народ – народ, заточенный в шахтах – освободился.
Наверное, следует корить себя за то, что не попыталась спасти их. Но разве могла я допустить уничтожение собственной страны ради тех, кого даже не знала?..
Мне жалко тех, погибших, людей, но знакомых жальче.
А ещё… ещё мне вспомнилось, как Марк сказал, что погибнет, если уничтожит диадему. Эта мысль заколола в грудной клетке. Что, если… если он…
– Я объясню по пути. Пойдем!
– Ты объяснишь сейчас, поняла? – проскрежетал друг. – Стоять.
Он попытался схватить меня за плечи, но внезапно отлетел в сторону, выругавшись, не стесняя себя в выражениях. Появившийся из ниоткуда Марк навис над Греггом и сказал очень тихо:
– Я ведь предупреждал: не трогай её, иначе…
Парень аж опешил, увидев перед собой моего стража. Оглядел его с ног до головы словно призрака, а затем… а затем он попросту врезал ему кулаком по скуле. Признаться, даже я опешила от такого приветствия.
– Все наши проблемы из-за тебя, – заявил Грегг, когда Марк ответным ударом впечатал его в камень.
Они схватились, но как-то беззлобно. Так дерутся не враги, а друзья, не поделившие бестолковую мелочь и желающие выпустить пар. В половину реальной силы, отскакивая друг от друга и вновь наступая. В какой-то момент Марк оказался сверху, но почему-то Грегг не разозлился, а захохотал.
– Получается, всё нормально? – спросил он, отпихивая «соперника», и тот без огорчения поднялся.
– В следующий раз я надеру тебе уши, – спокойно заявил Марк тоном, каким говорят с непослушным ребенком.
– Чего ждать следующего раза? – вновь засмеялся окончательно разошедшийся Грегг. – Дери сейчас. А то уснешь ещё на несколько веков, и кого мне тогда бить?..
– Не нужно никого бить, – шикнула на обоих. – Ты жив! – Я бросилась к Марку, вжалась в него всем телом, разве что не вскарабкалась ногами, чтобы слиться целиком.
Значит, я была права. Марк, будучи стражем диадемы, всего лишь уснул, но не стал пленником другого мира, как остальной Ориелл.
Он подхватил меня, притянул к себе и впился в губы таким горячим поцелуем, что кровь зашумела в ушах. Невозможно целовать так, что касания кричат громче слов, и внизу живота распускаются диковинные цветы.
Я грелась в его руках. Плавилась. Таила. Переставала существовать. Марк прижался чуть теснее, и дыхание стало отрывистым. Время остановилось. Утихли ветра. Всё исчезло, только бы не мешать нашему единению.
– Вас не смущает моё присутствие? – покашлял Грегг.
– Помолчи, – беззлобно отозвался Марк, не отрываясь от моих губ.
Пришлось остановиться первой. Успеем ещё. У нас есть время. Дни и недели. Возможно, даже годы. Если повезет.
Он цел, и шрамы не кровоточат. Мой страж вновь принадлежит лишь себе – ну, и немного мне, – а потому выглядит здоровым. Из взгляда исчезла тоска, зато появилось что-то такое светлое, чего я не видела даже в самые радостные наши моменты.
Счастье? Надежда? Вера в лучшее?..
Можно долго ещё изучать друг друга, но в столице осталась мама, которая отдувается за самовольство дочери. Настало время объясняться перед королем (если меня к нему, конечно, допустят). Сделать что угодно, только бы очистить наш род от дурной славы.
Дома нас встречали шепотками и испуганными взглядами. Прислуга забилась кто куда, чтобы не отведать хозяйского гнева. Разбежалась по двору, растворилась в комнатах. Потому что мама, увидев меня, коротко сказала:
– Убью…
И скрылась в спальне, где долго сидела, не впуская никого. Затем она немного оттаяла и соизволила пообщаться с непослушной дочерью.
– Дурной ребенок! – бесновалась она, когда мы вновь оказались в отцовском кабинете (а моих спутников развели по разным спальням). – Ты ушла незнамо куда. Попросту сиганула в окно. Кто так делает? Что мне оставалось думать? Самое худшее. Я похоронила тебя заживо и оплакала тело.
– А король?
– А что король? – отмахнулась мама, будто это вообще не имело значения. – Мне пришлось пережить несколько не самых приятных часов допросов. Наша семья теперь на
– Мам, разве бы ты не пошла за папу на смерть? – Я опустила взгляд в пол. – Молчишь, значит, пошла бы, – кивнула своим мыслям. – Извини меня за то, что тебе пришлось оправдываться из-за меня. Мне никогда не вымолить прощения. Но я не могла поступить иначе. Моя жизнь без Марка лишилась бы смысла.