Страж её сердца

Он и сам толком не мог понять, когда именно эти серьезные намерения зародились. То ли когда маленькая птичка обрушила на рыжего мерзавца поднос с посудой, а Мариусу захотелось расколотить скоту физиономию так, чтобы зубами плевался. То ли когда бежал по аллее к дереву, в котором она застряла, упав с головокружительной высоты, надеясь поймать, не дать разбиться. То ли когда прижимал ее к себе, совершенно голенькую, без чувств, с неестественно вывернутым предплечьем. В общем, поздно уже было пытаться понять, когда двуликая воровка перестала быть таковой. Оставалось только признать, что как-то незаметно Алайна Ритц стала очень важной для приора Роутона и что он на самом деле был готов перевернуть мир вверх ногами, лишь бы ничто и никогда больше не угрожало этой хрупкой девушке с чистыми глазами.

Была ли это любовь? Мариус не знал, да и не хотел ломать над этим голову.

Но он был достаточно честен с собой, чтобы верно трактовать собственные желания. И то, что хотелось, чтоб Алайна была рядом, только не в качестве прислуги, и то, что хотелось видеть ее обнаженное тело среди атласных простыней, и не только видеть. Казалось бы, бред какой – желать двуликую. А вот нет, все на самом деле происходит именно с ним. Горько и смешно. Ненависть, взращенная годами, отлетела ненужной шелухой, и, казалось, он сам остался обнаженным и беспомощным перед собственными же чувствами.

К исполнению собственных желаний Мариус видел только два препятствия: Святой Надзор и саму Алайну. И если – в чем он убедился этим утром – Алайна хотя бы не испытывала к нему отвращения, то со Святым Надзором все обстояло гораздо, гораздо сложнее.

Это было безумием – повернуть против оплота Порядка ради девчонки, которая еще и взаимностью не ответила.

Но у Мариуса уже накопилось достаточное количество вопросов к этому самому Надзору, столько, что уже и ломать себя не приходилось, уже и вопрос не возникал – ну неужели все время ему врали? Похоже, что врали. Но если с намерениями Надзора все чисто, зачем врать?

И, словно вишенка на торте, попытка нападения на Алайну Ритц. Мариус многое бы дал, чтобы узнать, кому она помешала с той стороны. Но для этого пришлось бы шагнуть за Пелену, а это было бы событие, которое бы точно завершило карьеру приора, равно как и его жизнь. Крагхи по ту сторону обрадуются, попадись им в руки страж.

И вот теперь, шагая по дорожке рядом с Энгером Фирсом, Мариус даже немного тому завидовал. Спокойная, размеренная жизнь, ничего нечеловеческого в крови, никаких крамольных мыслей в голове – вообще, считай, никаких, кроме как сменить поставщика крупы и найти кухарку, которая бы не воровала. Ну еще, быть может, задумки о том, как совершенствовать учебный процесс. Может быть, именно поэтому Энгер Фирс и был таким довольным и круглым и нес перед собой объемное брюшко с воистину неповторимым и неторопливым достоинством.

– Так что ты, собственно, хотел мне сказать, когда отправлял записку?

– Две вещи, Энгер. – Мариус остановился.

Они, прогуливаясь у школы, как раз дошли до конца аллеи, засаженной яблонями, дальше начиналось поле для игр. Листва почти вся опала, желто-коричневым ворохом лежала в зеленой еще траве, и удивительно красивое, синее небо просвечивало сквозь переплетение искореженных временем и ветрами ветвей.

На поле с визгом и криком бегали мальчишки, они усиленно пинали набитый тряпками мяч. Мариус невольно засмотрелся, ему показалось, что Тиберик тоже там, но потом подумал, что играют мальчики постарше, а Тиб еще маленький.

– Во-первых, хотел узнать, как дела у маленького фьера Ритца.

– Хорошо у него дела, – ответил Энгер, пожимая плечами. – Грамоту учит, начали сложение разбирать. Ты был прав, смышленый мальчишка. Знаешь, цепкий такой. С первого раза все запоминает, не нужно повторять часами. И я исправно получаю письма от его сестры, читаю ему вслух. Знаешь, я очень редко вижу такую любовь. Частенько братья и сестры вообще не общаются, ну вот как я со своими… А тут столько тепла в каждой строчке. Как там, кстати, поживает эта юная фьера?

– Тоже неплохо, – нейтрально ответил Мариус, а сам едва не спросил: а тебе-то что? Но промолчал, улыбнулся. – Во-вторых, – сказал он, – я бы хотел внести плату за обучение Тиберика вперед, за все десять лет.

Фирс вздернул бровь:

– С чего бы? Я никогда не требую платы вперед.

Мариус усмехнулся:

– Не забывай, у меня должность сопряжена с некоторыми опасностями, Энгер. Сегодня все в порядке, а завтра прорыв Пелены, рой – и все. Я хочу быть уверен, что если со мной что случится… Вернее, если меня убьют, Энгер, я хочу, чтобы Тиб нормально доучился и вышел в люди.

– Как интересно, – Энгер нахмурился, – раньше ты как-то не особо над этим голову ломал. Что происходит, Мариус?

– Ничего. Ровным счетом ничего. Просто я задумался намедни о том, что Тиберик пока что совершенно беспомощен.

– А сестра его?

– И сестра тоже, – согласился Мариус.

– Так усынови их обоих. Тиберика и юную фьеру. – И посмотрел внимательно поверх очков. – Тогда, если что случится с тобой, все твое имущество и приличное содержание перейдет к ним.