Страж империи

Бегло просмотрев результаты тестов, я обнаружил, что Тая Бурах – ни в чем не лучшая, во многом уступает другим, но суммарные показатели по выносливости очень высоки. Из-за того, что тесты для спецназа пошли в ход без изменений, кандидатам пришлось состязаться в том числе в таких необычных дисциплинах, как гребля, плавание и перебежки на полусогнутых с грузом на плечах. В перебежках на полусогнутых Тая оказалась четвертой, в забеге на десять километров – даже второй.

– Однако же, смотрю, ты умудрилась обскакать, перебежать и перегрести многих парней, – заметил я.

– Старалась, сэр!

– Заметно. Что народ в степи вынослив, я и так знал… Выносливость – это хорошо. Полезно в нашем деле. Моя самая долгая охота шла, чтоб не соврать, часов примерно тридцать восемь… Засады, обходы, перебежки… Но тот момент, когда ты в итоге встречаешься со своей добычей – он, как правило, очень короткий. Ты его или он тебя. Там уже выносливости недостаточно.

– Сэр, моя мать во время Херсонесской войны вынесла с поля боя двоих раненых – одновременно. А будучи в пожилом возрасте, убила медведя топором. Если я пошла в нее хоть вполовину – я справлюсь! – бодро отрапортовала она.

– Очень надеюсь и желаю успеха.

Я сделал еще пару шагов вдоль строя и внезапно заметил знакомое лицо. Аристарх.

– О, кого я вижу. Честно говоря, даже не очень удивлен, что ты здесь. Что подвигло тебя ступить на эту стезю, Аристарх?

– Сэр, когда я увидел ваш бой с одержимым – сразу же осознал всю тщетность бытия обычным пехотинцем!

– Это правильно, – одобрил я. – Всегда жил с убеждением, что только эстэошники – стоящие парни, а все остальные вояки – казенные дармоеды. Приятно, что мою точку зрения разделяют и другие. Добро пожаловать, и постарайся не вылететь через недельку.

От моих слов про дармоедов у парня, стоящего возле Аристарха, слегка перекосило лицо, и я сразу переключился на него.

– Что с лицом, кадет? Нервный тик?

– Несправедливость ваших слов о военных нарушила мое душевное равновесие… Сэр.

– Так ты не согласен со мной?

– Сэр, в том, что потусторонняя угроза наиболее опасна в данный момент, никто не сомневается, но все же замечу, что у Сиберии есть и другие враги. Как, впрочем, и у любого иного государства.

Я кивнул:

– Так-то ты прав… частично. Да, есть и другие враги… казенные дармоеды других стран, ага. Вот посуди сам, что делает обычный вояка? Тратит казенные деньги и периодически ходит убивать других таких же из-за всякой ерунды вроде политических разногласий и территориальных споров. Притом замечу, что в войне против других людей нет ровным счетом ничего достойного. Ведь ты сражаешься против того, кто ни в чем тебя не превосходит. Против равного, вооруженного равным оружием…

– Боюсь, что не согласен с такой точкой зрения, сэр.

Я пристально посмотрел ему в глаза:

– А кто ты такой, чтобы иметь свою точку зрения на этот вопрос? Скажи, многих людей ты убил?

Такой поворот его смутил.

– Не приходилось, сэр.

– Ну вот. А я убил пятерых. Причем впервые – когда мне было всего двенадцать. И я со знанием дела говорю тебе: в этом нет ничего достойного, славного или просто такого, что приятно вспомнить. Я не раскаиваюсь ни капли – но и гордиться ровным счетом нечем. Потому – только эстэошники чего-то стоящие парни. Все остальные вояки – дармоеды. Если ты не согласен с этой железной и не требующей доказательств аксиомой – у меня к тебе сразу же вопрос: а какого хрена, скажи на милость, ты сюда приперся-то?

Он не нашел контраргументов.

– Я понял, сэр.

Я повернулся к нему спиной, сделал пару шагов и снова развернулся лицом к строю.

– Возможно, я все же кого-то не убедил… Давайте проведем мысленный эксперимент. Представьте себе на минутку, что во всем мире пропали все-все обычные вояки. Даже не пропали, а просто забыли, как воевать. Забыли не только как держать оружие – но даже забыли, что это такое и зачем оно нужно. Что будет?

Несколько секунд царила тишина, затем несмелый голос из середины строя предположил:

– Нападут свартальвы?

Я ухмыльнулся.

– Все – значит все. Свартальвы тоже забыли, как воевать. И боевые маги забыли все свои заклинания. Что будет? Я вам скажу, что. Ни-че-го. Просто не надо будет тратить государственные средства на винтовки, пушки и боеприпасы. А теперь – вторая стадия эксперимента. Давайте представим себе, что будет, если вояки останутся, но подразделения зачистки забудут, как бороться с Порчей и одержимыми. Что будет? Трындец будет, вот что. Потому что никчемные дармоеды в ужасе разбегутся, как они это обычно и делают. Если во всем мире пропадут военные – мир и не заметит, а если заметит – порадуется. Если же пропадут эстэошники – будет катастрофа. И вы все это понимаете, если не умом, так подсознательно. Потому что иначе вас тут бы не было. – Я выждал несколько секунд и подытожил: – что ж, молчание – знак согласия.

– Сэр, можно вопрос? – раздался бойкий голос из строя.

– Задавай.

– Правда все то, что про вас газеты пишут?

Я приподнял бровь:

– А что там пишут? У меня как-то нет времени на газеты.