Страж империи

– Репортеры накопали, что вы на самом деле из Аркадии, и то, что вы употребляете слово «эстэошники», это подтверждает. Репортеры накопали, что вы участвовали в спасении аркадианского кронпринца, но затем якобы погибли… ну и много еще накопали. Включая вашу любимую фразу про то, что только эстэошники чего-то стоят.

Ну вот, началось. Даже странно, что так поздно.

– Правду пишут, – спокойно подтвердил я. – Ну, кроме того, что я погиб. Это все?

– Собственно, сэр, это был не совсем вопрос, скорее – риторический, – сказал кадет, невысокий, но крепкий парень с невыразительным лицом и живыми, умными глазами. – А собственно вопрос немного в другом. Если наши газетчики накопали на вас все в Аркадии – надо думать, что репортеры из Аркадии у нас тут тоже все накопали. И вот всем вопросам вопрос: почему в Аркадии уже знают, что вы на самом деле живы и преспокойно перебежали к нам, но никакого скандала нет? Поставленный Арклайту, то бишь вам, памятник преспокойно себе стоит, хотя стоило бы ожидать сноса и заочного осуждения за государственную измену. Вы не поймите превратно, сэр, я интересуюсь главным образом потому, что проспорил пять тысяч талеров, поставив на то, что памятник вам снесут в течение двух дней – а он стоит и хоть бы хны.

Вот же стервец… Ладно. Как аукнется, так и откликнется.

Я улыбаюсь ему искренней волчьей улыбкой:

– То чувство, когда вроде бы мозг есть – а пользоваться не умеешь. Задайся лучше вопросом, почему ты писал заявление об уходе из вооруженных сил? Ответ прост: потому что С.И.О. – невоенная организация. Почему невоенная? Тут дело даже не в том, что я против вояк, а в том, что я был и остаюсь аркадианским эстэошником и не могу быть начальником военной школы другой страны. О какой еще государственной измене ты речь ведешь? Я не перебегал никуда – воспринимай меня как руку помощи, которую народ Аркадии протянул Сиберии для борьбы с потусторонними приблудами. Кстати, тупость, зашоренность и косное мышление – в Зоне практически смертный приговор, и ладно бы только для тебя – еще и другие могут погибнуть. Так что будем разгонять кровообращение в твоем мозгу. Когда построение закончится – ты останешься, две тысячи раз «упал-отжался». А еще я болезненно реагирую, когда меня называют Арклайтом. Ты этого знать не мог, но для хорошего усвоения сего факта – еще две тысячи «упал-отжался». Ад для всех начинается завтра, но для тебя – уже сегодня. Добро пожаловать. А? Что? Не слышу!

– Так точно, сэр!

Иду дальше вдоль строя. Вот уже почти конец, и тут глаза выхватывают еще одно знакомое лицо.

Предпоследней в строю стоит… Арлин. Стоит и отчаянно пытается сохранить на лице невозмутимую мину, но в глазах прыгают чертики, а губы так и пытаются расползтись в улыбке.

Искренне надеюсь, что я, завидев ее, никак себя не выдал.

– Подразделение, построение окончено – и еще раз добро пожаловать. Вам покажут казарму – можете обустраиваться. Все свободны… почти. Кому падать и отжиматься – может быть свободен после четырех тысяч.

Я повернулся и пошел в штаб.

Проходя мимо Скарлетт, тихо спросил:

– Имя девушки, которая предпоследняя в строю?

– Их тут всего две, вообще-то. Арлин Кирсанова.

– Кирсанова, значит… Дай мне ее досье. Через несколько минут вызови в мой кабинет. Незаметно для остальных.

– Поняла.

Так… Кажется, мне предстоит не самый приятный разговор.

Вернувшись в кабинет, я просмотрел досье. Четыре с половиной сотни баллов – для семнадцатилетней девушки очень хороший результат в тесте, где тысячу набирает далеко не всякий тренированный военный-мужчина. Только есть одна проблема: Порча не делает различий по полу, потому на фоне остальных моих курсантов – один из худших результатов. Кстати, надо будет узнать, а кто вообще такой ее отец.

Несколько минут я предавался мрачным думам. Граф Сабуров оказался в некотором смысле прав: судя по набранным баллам, даже «платная группа» показала результаты, очень хорошие или даже великолепные для обычного парня лет шестнадцати-двадцати, и за неприемлемой для меня цифрой в четыре-пять сотен скрываются великолепно развитые люди, готовившиеся к поступлению в престижные военные училища или даже поступившие. Вот только у меня и моего бывшего отряда уже в четырнадцать лет были куда лучшие показатели, хотя в самом начале мы, сироты-беспризорники, конечно же, были обычными уличными доходягами. Догонят ли мои курсанты тот уровень, с которым выпустились мы?

В принципе, могут и догнать, потому что условия примерно равные: мы начали в том возрасте, когда формирующийся организм особенно эффективно приспосабливается к тяжелейшим условиям. С другой стороны, они вступают в «гонку» позже, но и уровень их куда выше, некоторых все-таки с детства готовили к стезе военного, пусть и несоизмеримо менее жестко.