По пути Эрих свернул было в магазин «Красное и Белое», Валера оттащил его мощным рывком.
– Куда, мать-мать?
– Опыта нет, – поддакнула дама.
По пути была аптека, туда Валера и зашел, взяв у Эриха деньги. И вскоре вышел, распихивая по карманам какие-то коробочки.
– Не боярышник? – спросила дама. – Боярышник долго вредно пить. Разнообразить надо.
– Без тебя, мать-мать, знаю.
– Чего ты ругаешься все время?
– Не нравится – мать-мать отсюда.
В подвале оказалось тепло. Здесь проходила труба от близкой теплоцентрали, и эту трубу по каким-то причинам нельзя было отключить. Пришедших встретили двое, мужчина и женщина. Женщину звали Татьяна, она была грубая матерщинница не хуже Валеры, а мужчина представился именем-отчеством – Иван Демидович, и он был тут главный.
– В гости пришли. Переночевать. Не пустые, – доложил ему Валера.
– Пусть ночуют и мать-мать отсюда, – сказала Татьяна. – Тут лишних не надо. Все поняли?
Валера убрал с детсадовского низкого столика, застеленного предвыборным плакатом с крупной надписью «Они отнимают, мы возвращаем», половинку хлебного батона, консерв- ную банку с окурками, пустую пивную бутылку и разложил принесенное богатство. Бутылка водки, поставленная в центре, выглядела королевой застолья.
– Ассортимент, – смягчилась Татьяна. – Как в ресторане, только музыки не хватает.
– Будет музыка, – сказала дама и достала телефон.
– Работает? – не поверил Иван Демидович.
– Конечно.
– Зря показала, – сказал Валера. – Теперь мать-мать его.
– Кто?
– Да хоть я.
– Помолчи, – приказал ему Иван Демидович. – Врубите что-нибудь душевное.
Знаток людей, он сразу начал обращаться к даме в шубке на «вы». Татьяна глянула ревниво.
Звучала джазовая музыка, текла неспешная беседа. Из купленных Валерой фунфыриков составляли коктейли с водой и водкой. Чистую водку, как понял Эрих, пить считалось непозволительной роскошью.
– Лосьон «Вита-септ», – прочел Иван Демидович этикетку пузырька. – Не пробовал.
– Вещь, – похвалил Валера. – Видишь – градусы написаны? Девяносто пять процентов чистяка.
– Вот лосьон «Огуречный» когда-то был, – вздохнула Татьяна. – Это была и правда вещь. И пить приятно, и пахнет огурчиком. И выпил, и как бы закусил.
– А одеколоны какие были, – поддержал Валера.
– «Тройной»? – исторической памятью вспомнил Эрих.
– Ты еще «Шипр» скажи, – отмахнулся Валера. – Нет, я про которые уже потом появились. «Фантазия», «Саша», «Русский лес». Помнишь, Ваня?
– «Русский лес» и сейчас есть.
– Найди его. В момент разбирают. А какой чай был, Ваня? Пачку на кружку – и на четверых хватило улететь. А сейчас один краситель там, а цимеса никакого.
– «Цитрусовый» еще одеколон был, – сказала Татьяна.
– А я вот помню, – вдохновенно рассказывал Валера, – была незамерзайка «Рояль люкс». В трехлитровых бутылях продавалась, как вода. И стоила недорого.
– А «Трояр»? – вспомнила Татьяна.
– А «Золотая капля»?
– А «Экстракт гигиенический»? Этикетка точь-в-точь как у «Столичной», даже буквы похожие.
– А «Максимка»?
Валера, Татьяна и Иван Демидович еще долго перечисляли дорогие их сердцу напитки, а дама и Эрих слушали. Даму, кстати, звали Ирина Борисовна, когда она успела представиться, Эрих не уловил, но точно знал, что она Ирина Борисовна.
Компания выпивала, закусывала, хмелела. Вкус суррогатных коктейлей был омерзительным, но Эрих пил их, потому что у него была одна лишь мысль: пусть мне будет хуже.
Возможно, у Ирины Борисовны была та же цель. Она выпивала очередную порцию из одноразового пластикового стакана с отвращением и долго после этого сидела не шевелясь, глядя на огонь толстой свечки, стоявшей в стеклянной банке. Отсветы огня на лице Ирины Борисовны казались отсветами костра или пожара.
А потом стало твориться то, чего раньше с Эрихом не было. Он никогда не напивался до беспамятства, а тут вдруг все стало мерцать, исчезать и появляться. Вот исчезло, темнота и чернота, а вот из темноты высовывается беззубое лицо Татьяны, которая сипло шепелявит ему в лицо:
– Знаешь, в чем плюс, что у меня зубов нет? Знаешь?
И пропадает, и опять темнота, а потом опять просвет, в нем Ирина Борисовна, которая жалобно говорит:
– Пойдемте отсюда. Я одна не дойду.
И Эрих, кажется, встает, но встает не вверх, а куда-то вбок и вниз, опять в темноту.
Кто-то его трясет, пинает, Эрих открывает глаза. Перед ним Иван Демидович. У него страшно выкаченные глаза, и он орет на Эриха, как на смертного врага:
– Пошел отсюда. Ты кто такой? Ты мент? Признавайся. Пошел отсюда, я сказал. Быстро. Пять минут, и тебя нет.
– Вали, вали, – советует и Валера.
– Да ладно вам, мужики, – сонно лепечет Татьяна, с трудом поднимая голову и тут же ее роняя.
– Идешь или в морду дать? – кричит Иван Демидович.
– Дай, – просит Эрих.
Иван Демидович тычет его слабым пьяным кулаком.
– Кто так бьет? – недоволен Валера.
Он подползает на карачках, садится рядом с Эрихом. Шатается, вот-вот упадет. Приказывает себе:
– Стоять!
– Не стоять, а сидеть, – поправляет Иван Демидович.
– Я что, собака? Готов? – спрашивает Валера.
– Готов, – отвечает Эрих.
– Голову прямо держи. Чуть поверни. Не так сильно.