– А вот так, – подтвердил профессор, – Федя прав, эти понятия существуют только на бумаге и в нашем воображении.
– Я тоже это имел в виду, – буркнул Веня. – Не успел развить мысль.
– Ну, прости. – Федя приложил руку к сердцу и склонил голову в его сторону.
Сволочь, дружески-беззлобно подумал Веня.
Красуется, саркастично подумала Полина, с сожалением понимая, что Федя ей нравится, а хотелось бы, чтобы нравился кто-то другой, покрасивее, повзрослее и, что уж говорить, пообеспеченнее.
Гонки мелкого самолюбия, снисходительно подумала Алге, и ей показалось, что эта мысль прозвучала в ее голове с привычным акцентом – она ведь его сама замечает, она давно уже умеет говорить практически без акцента, но не хочет лишиться дополнительного шарма.
Выпендриваются, а объяснить не могут, обиженно подумал Аман.
– Все просто, Аман, – сказал ему Илья Степанович. – Федя прав, эти понятия существуют только на бумаге и в нашем воображении. Представьте, вы нашли в лесу тело мертвого голого человека без документов. Сможете определить его имя, гражданство, статус, гражданство, национальность?
– Национальность могу, – не согласился Аман.
– Да неужели? Вот лежит в лесу Алге. Голая и мертвая.
– И Полина. Тоже мертвая и голая, – добавил Федя.
– Согласен, так лучше. – Профессор проявил мужскую гендерную солидарность. – Они лежат абсолютно голые. Ты, Аман, определишь, кто латышка, а кто русская?
– Я наполовину украинка, – сказала Полина.
– Точно не определю, – сказал Аман. – Но приблизительно могу. В смысле: азиат, европеец, африканец.
– Это раса, – возразил Борисенко. – Там есть некоторые внешние признаки. А гражданство, национальность, вероисповедание, Аман, это то, что придумано человеком. Социальные характеристики. Никакими анализами нельзя выявить, русский вы или, к примеру, таджик, христианин вы или иудей. А вот ваш пол выявляется легко. Возраст – с большой долей точности. И совсем просто – рост, вес, цвет глаз и тому подобное. Это понятно?
– Даже я поняла, – призналась Полина.
– Полина, вы прекрасны, – похвалил Илья Степанович. – Но суть даже не в этом. Главное, что при конкретизации вопроса, неважно, касается он абстрактных характеристик или реальных, любой легко и точно ответит. Уточняю, Алге: кто вы, чем занимаетесь?
– Я прохожу интернатуру в клинике знаменитого психиатра Борисенко, – сказала Алге так, как она умеет – без намека на улыбку, на шутку. Поди пойми, всерьез она говорит или тонко издевается. Некоторых это раздражает, а мужчин возраста Ильи Степановича заводит. Да и молодых тоже.
– Алге, вы тоже прекрасны, – оценил Илья Степанович. – У вас с Полиной один-один.
– Мы разве соревнуемся? – удивилась Полина.
– Человек соревнуется всегда, везде и во всем! – продиктовал профессор. – Такова его природа. Два плода-близнеца в утробе матери пихают друг друга и стараются придавить. Но это тема другого занятия, а сейчас… Кто вы, Эрих Евгеньевич?
– Человек, – отозвался Эрих.
– А точнее? Кем работаете? Кто вы по профессии?
Эрих пожал плечами. Похоже, его самого совершенно не интересовало, кем он работает и кто по профессии.
– Забыл? – спросил Аман.
– Нет, это не амнезия, – сказал профессор. – Он ответит на вопрос, если в нем будет подсказка. А еще лучше – прямое предложение некоей роли. Любой роли.
Федя сразу сообразил и поднял руку:
– Можно?
– Пробуйте, – кивнул Борисенко.
– Вот вы главврач нашей психиатрической клиники, – сказал Федя Эриху. – Что мне посоветуете?
Эрих задумчиво посмотрел на Федю.
– Полагаю, – сказал он, – начать следует с всестороннего обследования. Учесть особенности развития, воспитания, посмотреть, что там с наследственностью, но уже сразу ясно, что галоперидол надо скорректировать трифтазином, вечером хлорпромазин, по необходимости и днем. С осторожностью метилфенидат. Вряд ли поможет, но поспособствует. Что-то хотите спросить? – обратился он к Алге, у которой действительно были вопросительные глаза.
– Да… Можно у профессора?
– Пожалуйста.
– Илья Степанович, похоже, он воспроизводит чьи-то слова. У него такая память?
– Да, такая. В нем с какого-то момента всплыло все, что он видел, читал, слышал. А это уйма информации.
– Дальше можно спрашивать? – поинтересовался Веня с многозначительной улыбочкой.
– Провокацию приготовил? – был уверен профессор.
– Конечно, вы же разрешили.
И с видом заправского и матерого журналиста Веня задал вопрос:
– Ответьте как руководитель страны: есть ли у вас программа действий? Какова идеология? Лично я не вижу ни того, ни другого. И вопрос практический: отдадите ли вы Крым?
Аман аж дернулся. Он не любил политики. Он считал ее опасной. Даже в учебной форме.
Эрих ничуть не смутился.