Страж зверя

У грунов я провела всю зиму, возобновила переписку с Нариной. Пифия помогала отслеживать передвижения князя по Мироту; поначалу она, правда, пыталась ставить меня в известность не только о его поездках, но быстро поняла, что тема для меня нежелательная. Слишком тяжело было читать о том, как прошла помолвка, слишком тяжело было видеть в неровных строчках образы князя и эльфийки вместе. Все еще очень больно. Очень холодно.

Я научилась давить в себе почти все сильные эмоции, чтобы ненароком не разбудить тьму. Я глушила злость, боль, радость — почти все. Было так странно, так непонятно: все всегда одинаковое, абсолютное ровное. Я больше не могла играть на смелле: просто не получалось, инструмент в моих руках переставал слушаться. Ломалась и кривилась любая мелодия.

Жажда просыпалась примерно раз в два сумана, и, чтобы ее утолить, каждый раз приходилось пользоваться порталами, отправляясь то к тиграм, то к эльфам, то к феям; и каждый раз, как я оказывалась в новом месте, туда почти сразу же приходил Кристоф, но мне всегда удавалось сбегать раньше. На несколько лучей, на несколько вдохов, на несколько мгновений. Я продолжала твердить себе, что он не мой. Уже никогда, никогда не мой. Каждый день, с утра и перед сном, как заклинание, как предсмертная молитва. Иногда становилось совсем плохо, иногда было лучше — по-разному. Я почти боялась его, боялась себя. Мне снились сны. Прекрасные и страшные. Иногда я видела наши сплетенные тела, чувствовала его объятья, слышала шепот, голос, тонула в темноте его глаз, но все-таки чаще мне снились князь и эльфийка. Вместе. Красивые. Влюбленные. Счастливые. И тогда снова возникало почти непреодолимое желание принять ладар.

В конце зимы меня каким-то чудом отыскал старый знакомый, опять прислал мне голубей, я снова ответила бутылкой отравленного вина. На время все успокоилось. А в начале весны случилось сразу два события, которые расшатали мой и без того хрупкий мирок.

На Рину напали. Напали в нашем доме, пока я занималась очередными мухами. Физического вреда ей не причинили, но напугали сильно. Настолько, что она снова превратилось в забитую, испуганную, дерганую мышь, как в самом начале нашего знакомства, а в спальнях перебили все зеркала. Вычислить ублюдков оказалось до смешного легко, понять, кто за ними стоит, еще проще.

Камиль. Говнюк, преследующий меня уже пять лет. Мы столкнулись с ним лет семь назад в Ситоре, крупном фейском городе. Я была там проездом, а вот василиск жил и работал уже давно. Зарабатывал репутацию, деньги и постоянных клиентов. Кто ж знал? В общем, тогда по своей глупости и наивности я перешла ему дорогу, перехватив заказ, а потом быстро смылась. Ассасин взбесился, гонялся за мной по всей Физалии, но поймать так и не смог. А спустя два года я начала получать «подарки»: голубей, ядовитый плющ, дохлых крыс. Своеобразный способ выразить свое восхищение, но ассасины вообще народ своеобразный. А двинутые ассасины…

Надо было давно с ним разобраться, но до недавних пор я совсем не была уверена, что смогу справиться с пресмыкающимся. Все-таки у него восемнадцатая ступень.

Зато теперь могла.

Придурок считал ниже своего достоинства бросать мне вызов, хотел, чтобы я пришла к нему сама. Что ж, я приду.

Через суман после того, как Карина более или менее оклемалась, пользуясь своим правом кровного долга, я попросила Яра приехать и присмотреть за вампиршей, а сама ушла порталом к феям. Камиль местоположение не поменял.

Во мне кипела злость, во мне кипела ярость, во мне бесился ассасин и сходила с ума тьма. И я абсолютно не могла это контролировать. Он посмел напасть на Ри, он посмел вторгнуться в мой дом, он посмел нарушить мои границы.

Он умрет.

Я остановилась в самой захудалой, самой злачной таверне Ситоры и принялась ждать.

Камиль явился ко мне через пять оборотов. Сел за стол напротив и вперился своими холодными змеиными глазами в лицо.

— Елена, — растягивая мое имя, тихо заговорил змей, — я уж думал, ты и на этот раз не придешь.

Я поднялась и молча вышла за дверь, зная, ощущая затылком, что он следует за мной. Почти улыбаясь и дрожа в предвкушении.

Мы вышли к пляжу.

— Я, Елена, дочь Дома ассасинов, карта кошачьей лапы, бросаю тебе, Камиль, сын Дома ассасинов, карта туманов, вызов. По собственному желанию, обычаям Мастерата и воле Кадиза, — к его ногам упала отрубленная змеиная голова, торжество полыхнуло на миг в круглых глазах василиска, а через вдох он уже пытался нанести первый удар.

И у него получилось.

Я видела кинжал в его руках, видела каждое малейшее тягуче-плавное уверенное движение, видела, куда он целится, и понимала, что у меня достаточно времени, чтобы уйти, но… Но почему-то не ушла, даже заблокировать руку не попыталась, просто стояла и смотрела, с каким-то диким, извращенным удовольствием понимая, что сейчас холодное лезвие войдет мне в плечо, пронзит плоть, напьется моей крови.

Я даже боли не почувствовала, просто смотрела и улыбалась.