Стрекоза

– Ладно, ладно, потом поговорим, дайте прибраться. Пыли-то, пыли сколько вокруг напустили, – притворно засуетилась она и взялась за тряпку, хотя как раз пыли не так уж много и было.

Витольд недоуменно оглянулся, пытаясь увидеть пыль, но, не увидев, решил, что отчего-то Глафира на него осерчала и пока непонятно за что. «В таких случаях надо от них держаться подальше», – имея в виду женщин, подумал он и ретировался в свой кабинет.

И тут он вспомнил про пакет доктора Фантомова. В самом деле, сколько ему еще лежать в прихожей незамеченным? Штейнгауз заглянул в прихожую, взял пакет, который уже успел отодвинуть за башмаки так, что его почти не было видно, и вернулся в свой кабинет. Что же это за подарок?

– Оладьи или блины на ужин? – нервно крикнула из кухни Глафира.

– Оладьи, – не думая ответил Витольд, раскрывая пакет.

Не успел он как следует развернуть плотную, похожую на почтовую бумагу, как из нее вылетели мелкие разноцветные фигурки, легкие, пестрые – они посыпались на пол, на стол и на султанские туфли как горох. Витольд не поверил своим глазам. Что это? Неужели… Неужели это… оловянные солдатики? Он наклонился поднять несколько крошечных фигурок. Да, сомнений нет. Это были оловянные солдатики – почти забытая радость и мечта детства, когда он, проходя мимо антикварных лавок и базарных ларьков, тыкал пальчиком в витрины и прилавки и, не умея еще толком объяснить, чего он хочет, умолял родителей или няню купить ему таких замечательных человечков в шлемах, папахах и киверах, в портупеях, на которых висели крошечные шпажки или сабельки, в кольчугах и камзолах, в ботфортах или остроносых солдатских сапогах. Они дерзко смотрели своими кукольными личиками на маленького Витольда, который замирал от восхищения, пытаясь получше разглядеть каждого из них, но взрослые торопили его, безжалостно тащили дальше, озабоченные своими скучными покупками, и тратили деньги на всякую недостойную внимания чепуху – мясо, творог, постное масло, – не замечая его просьб.

«О боже мой!» У Витольда защемило в груди от неожиданно нахлынувшей ностальгии. Сдвинув в сторону бумаги и книги, он стал бережно собирать рассыпавшихся повсюду солдатиков и выставлять их в ровные ряды на письменном столе. О, какой чудный подарок сделал ему доктор, и как вовремя! Маленькое игрушечное войско, оловянная, но преданная своему генералу армия – вот чего ему так недоставало все это время, в минуты тяжких, одиноких раздумий и сомнений (по иронии судьбы, хоть он был в душе воителем, сам никогда не служил – оставили в тылу на преподавательской работе); бравые уланы и драгуны в высоких треуголках, с винтовками и саблями на ремнях, готовые пойти за своим командиром куда угодно, даже на верную гибель, защищая честь мундира, – эта доблесть, давно забытая и превращенная из искусства в обыденную профессиональную повинность, была нужна ему как воздух, как азарт борьбы и сражения с самой судьбой и – уж непременно – с победой над всеми ее превратностями!

Так, посмотрим, посмотрим, та-ак, ну все ясно – это было, конечно, войско старой прусской армии XVII века, судя по мушкетам, саблям, синим с красными отворотами камзолам и высоким гренадерским шапкам. Та-ак, вот у нас образовался ряд унтер-офицеров, затем – рядовых, а вот и генерал – на его голове треуголка со страусиным пером. И нашивки на камзоле – генеральские. Витольд расставил наконец свое войско и положил голову на стол, на сложенные одна на другую ладони, как бывало в детстве, когда ему хотелось как следует рассмотреть своих солдатиков на уровне их роста. О! Отсюда они были еще красивее. Выше, красочнее, живее. Так лучше были видны их лица – серьезные, предельно внимательные, сконцентрированные только на одном – на приказах командующего. Но не все стояли по стойке смирно. Небольшая группа с мушкетами наперевес целилась в невидимого врага, выставив по одной ноге на шаг вперед, в то время как другая, смело выхватив сабли из ножен, рвалась в бой, с криками, о которых можно было судить по открытым и искаженным в гримасах боя ртам. Витольд переставил эту группу на передний план, за ними – офицеров и пехоту с мушкетами и замыкающими – рядовых, стоящих смирно и ожидающих приказа. Генерал расположился по правому флангу чуть в стороне. Та-ак, что же потом? Дверь распахнулась, и из-за нее появилась Глафира.

– Ужинать буде… – Она хотела сказать «будете», но не договорила, поскольку Витольд Генрихович, вместо тетрадей или чертежей, которые всегда бесформенной кипой громоздились на его столе, неотрывно и любовно смотрел на крошечное игрушечное войско, разместившееся веером перед самым его носом. От рассеянного света настольной лампы казалось, что маленькие фигурки не застыли на месте, а едва заметными шажками передвигаются и машут сабельками и ружьями. Витольд не шевелился.

– Что это у вас? – только и смогла вымолвить удивленная Глафира, хотя она прекрасно видела – что, но не нашлась сказать ничего другого.