Стрела, монета, искра

— Кинжалы, топоры…

— А сколько на вахте ночью? — Да никого, спят все!

— Спят?

— Чтоб мне подохнуть, если вру! Налакались вина и спят! Что им еще делать?

— А ты чего здесь оказался?

— Бенис велел. Ночью кто–то должен стеречь башню. Сегодня мне выпало… Хармон отложил молоток и поглядел на своих спасителей.

— Значит, так, — сказал он, — мы пойдем и заберем ее.

— Ее?.. Это кого?

— Ту вещь, что дал мне граф Виттор.

— Вещь?.. — удивился Снайп. — Вы говорили, граф продает бумагу.

— Опасная попытка, — сказал Джоакин. — Сами слышали — там пятеро подонков. А может, и все десять, если этот соврал.

— И что, ты их боишься? Храбрый воин, нечего сказать! Джоакин потемнел.

— Я никого не боюсь! Но и вам служить не обязан! Полли уговорила вас спасти — я и спас. А теперь идите своей дорогой!

Снайп покачал головой:

— Хозяин, вы себя не видите. Тощий, как скелет, на ногах еле держитесь. Куда вам в потасовку?

Хармон и не думал отступать. Он падал от усталости — это верно. Но Светлая Сфера неудержимо влекла его, чудесным образом придавала решимости.

— По двадцать эфесов каждому, — бросил Хармон. — Если заберем ее, получите по двадцать золотых. А не заберем — граф Шейланд разыщет нас всех и спустит шкуру. Причем первыми освежует тебя и меня, Джоакин: нас двоих–то он в лицо знает.

Воины переглянулись. Втроем против пятерых… или десятерых. Но сонных и, наверняка, нетрезвых. Приз — двадцать эфесов на брата, то есть — пара лет безбедной жизни. А на другой чаше — гнев лорда–землеправителя, от которого придется скрываться на краю света.

— Ладно, — кивнул Снайп.

— Идет, — согласился Джоакин.

Они сунули кляп в пасть тюремщику и вышли из пыточной. Доксет, что ждал их на верхней площадке, заметно волновался.

— Что же, хозяин, пойдем–то отсюда поскорее? Пора уходить, да?

— Еще не пора, — отрезал Хармон. — Кое–что заберем.

Они загасили факел и открыли дверь. Стояла летняя лунная ночь. Хармон Паула сразу опьянел от свежего воздуха. Глаза, привыкшие к темноте камеры, видели ясно, как днем. Квадратная башня с прилепившимся к ней огрызком стены, поодаль — двухэтажное каменное здание. Заросшая бурьяном канава — видимо, бывший ров. Простор между башней и домом завален большими и малыми булыжниками, их опутывают паросли травы. Вот и все, что осталось от старой крепости. Какие жалкие руины! Подумать только! Сидя в темнице, Хармон был уверен, что над ним — полноценный могучий замок с сотней воинов гарнизона! Остатки страха улетучились из груди.

— Ну же, вперед!

Они двинулись к дверям казармы, переступая осколки камней. Когда до здания оставалось шагов двадцать, дверь раскрылась. Тюремщик соврал: его пособники не спали. По крайней мере, один из них.

Крупный мужик, голый по пояс, с топором в руке вышел во двор и успел сделать пару шагов прежде, чем заметил пришельцев.

— Эй, вы кто?

— Мы–то?.. — преспокойно мурлыкнул Хармон, продолжая приближаться. — Да брось! Не узнаешь, что ли?

— Откуда мне знать! Спрашиваю, кто вы?

Мужику следовало бы тут же вернуться в казарму, захлопнуть дверь и поднять тревогу, будь он солдатом барона Деррила, несомненно, так и сделал бы. Но этот дурак, видимо, никогда не служил в гарнизоне.

— Стой! В последний раз спрашиваю: ты кто?! Хармон остановился в пяти шагах от мужика: — Да присмотрись же ты! Не узнаешь?

Тот присмотрелся и выронил ругательство:

— Твою праматерь! Трево…

Снайп выступил из–за спины торговца и метнул в мужика секиру. Попал не лезвием, а обухом, но этого хватило: горе–часовой свалился и умолк. Снайп подобрал свое оружие, Хармон взял топор мужика. Толку мало — торговец едва мог поднять его, но все же.

Изнутри донеслось какое–то шевеление, голоса.

— Проснулись, — бросил Джоакин. — Быстро, внутрь!

Они вбежали в здание. Коридор был широк и темен, голоса слышались из комнаты справа, оттуда же виднелся отблеск огня. Джоакин и Снайп ринулись к двери, а из комнаты высыпали им навстречу один, второй, третий… четверо. Первый нес горящий факел.

Схватка вышла короткой и жаркой. Лязг стали о сталь, шарканье шагов, проклятья, стоны, вскрики. Люди налетели друг на друга, смешались в толчее. Для боевого оружия оказалось слишком тесно, и они кололи друг друга кинжалами, били рукоятями, швыряли на пол, топтали ногами. Факел упал, по потолку разбежались уродливые пляшущие тени…

Когда утихло, на ногах остался лишь один — Джоакин Ив Ханна. Ну, и Хармон–торговец, который благоразумно держался в стороне. Трое врагов были ранены, один не подавал признаков жизни. Доксет получил булавой по шлему. Удар вышел скользящим, но все же достаточным, чтобы оглушить старого солдата. Снайп сидел у стены, зажимая ладонью глаза. Факельщик, прежде, чем был повержен, ткнул огнем в лицо Снайпу.

— Дай–ка взгляну.

Хармон посветил. Брови сгорели, переносица была обожжена, но глаза не пострадали.

— Присмотри за ними, — Хармон указал Снайпу на лежащих врагов. — Джоакин, а ты иди со мной.

— Легко все было, — сказал Джоакин, когда они поднимались ступенями. — Сброд какой–то, а не бойцы.

— Этот сброд едва не уморил меня голодом! — возмутился Хармон.