Стрела, монета, искра

— Да–да, Луиза, овдовела ты. Осталась одна с двумя спиногрызами, да еще на твоей шее сидит престарелый отец. Папашка, значит, ничего делать не может, поскольку беспробудно пьет. Это будешь ты, Доксет.

— Я, хозяин?..

— Именно ты. Я тебе для убедительности чарку орджа налью… две. Твоя задача, Доксет, выглядеть полным дураком: смеяться невпопад, ко всем с болтовней приставать, нести всякую чушь.

— Ну, уж вы придумали, хозяин! Этакий маневр я только в Шиммери видал. Пошли мы в разведку на Львиные Врата, и наш командир говорит: переодеваемся скоморохами…

— Вот–вот, отлично справляешься, — похвалил Хармон. — А твое дело, Луиза, показывать всем своим видом, что жизнь — несладкая штука. Сделай суровое лицо и не улыбайся. Вообще забудь, что такое улыбка, поняла? Платье надень грязное и старое, башмаки — сбитые, плащ возьми не свой, а Вихрев — видно будет, что он с чужого плеча. Котомку возьми, но пустую — внутрь пару тряпок кинь, не больше. Пусть не думают, что у тебя какое- то добро водится.

— Подол платья подвязать? — предложила Луиза. — Так делают, когда идут пешком по грязи.

— Верно, умница. Из денег возьми горстку медяков, завяжи их в платок. Обязательно брось подаяние: развяжи платочек этак аккуратненько, выйми три звездочки, потри о подол и положи в чаши, а остальные завяжи — и за пазуху.

— Бедняки еще целуют монетки перед тем, как на подаяние бросить.

— Точно подметила. И это сделай. Детей — Сару с Вихренком — тоже одень погрязнее да победнее. Ты поняла уже, в каком духе. Вихренок пусть босиком идет, а Саре на голову платочек повяжи — дети в платочках всегда смотрятся жалко.

Луиза всполошилась:

— Хозяин, я‑то за себя не особенно боюсь… Но детей вести в этакое место! А вдруг монастырь — и вправду логово злодеев?

— Не переживай. Хуторяне говорят, в монастырь каждую неделю паломники ходят. И ни одного слуха не было, чтобы кто–то пропал и назад не вернулся.

— Но все же, тревожно. То ведь просто паломники, а это — мы. Вдруг злодеи знают, что мы вам служим?

— Ладно, коли так волнуешься, то оставь детей снаружи за воротами. Но до входа с ними непременно дойди — пускай привратники увидят.

— Идет. А о чем молиться–то?

— Как — о чем? Чтобы святой Максимиан дал тебе сил справиться с твоей нелегкой жизнью! Сама же видишь — не жизнь у тебя, а каторжный труд! Еще проси, чтобы Максимиан твоему папашке голову прочистил и от пьянства отучил.

— Хозяин… а кто такой Максимиан?

— Как — кто? Праотец! В честь него монастырь назван!

— Ну, это понятно, что Праотец. А чем он славится, что сделал хорошего? Как ему молятся?

— Ты спросишь, женщина! Я тебе кто — архидьякон? Максимиан — святой. Еще у него малый Предмет был — этакий, вроде медальончика. Он в монастырской церкви на алтаре лежит, трактирщик сказал. А об остальном монахов спросишь.

Полли внимательно слушала разговор Луизы с хозяином, а потом сказала:

— Позвольте, я тоже пойду на разведку.

Хармон нахмурился. Первым его желанием было отказать. Пока беседовал с Луизой, то не думал об этом, но как Полли предложила — так сразу сообразил: а ведь в монастыре может быть опасно!

— Нет, милашка, ты лучше не ходи.

— Почему же? Луизе можно, а мне — нет?

— А зачем? Луиза с Доксетом все сами рассмотрят.

— Три пары глаз лучше двух!

— Все равно не ходи.

— Но почему?

Потому, что ты мне нужна! Жениться на тебе хочу — что неясного?! Но Хармон не сказал этого — было не время. Сперва вернуть Сферу, потом — купить билеты на поезд, прокатиться с девушкой в столицу, а уж там, когда Полли себя не будет помнить от восторга… Сейчас — рано. Нет уверенности, что согласится.

— А почему ты так хочешь? — уклончиво спросил торговец.

— Хозяин, в том монастыре есть Священный Предмет. А я видела только один за всю жизнь. Очень уж хочется посмотреть!

Этой просьбе Хармон не смог отказать. Кто–нибудь другой, возможно, не отпустил бы девушку на встречу со святыней… но не Хармон Паула. Напоследок, впрочем, он еще брыкнулся:

— Ты по виду не соответствуешь: больно жизнерадостна для паломника.

— У меня есть идея на этот счет, — ответила девушка. — Я буду блаженной.

Она улыбнулась — широко и как–то странно, будто не собеседнику улыбалась, а самой себе. Взгляд Полли стал рассеянным, прошел сквозь Хармона и устремился куда–то в неизвестность. Несмотря на всю миловидность ее черт, вид получился жутковатый. Джоакин даже присвистнул.

— Так что же, очень в паломничество хочешь? — спросил Хармон.

— Добрый господин, — ответила Полли сквозь улыбку, — никак не могу я не идти. Назначено мне, добрый господин. Максимиан велел: приди, отроковица, спрошу тебя.

— Издалека ли идешь? — подыграл торговец.

— Кто же знает?.. — улыбалась девушка, глядя сквозь него. — Где была, там больше меня нет. Шла дорогой, и другой дорогой, и третьей дорогой. Вот, хороших людей встретила, Праотец мне шепнул: иди с ними.

Она рассеяно погладила по голове Сару.

— Согласен, — сказал Хармон, — будешь блаженной. Не бери ни котомки, ни плаща. Просто в платье иди: как услыхала голос, тут же и отправилась в путь.

— Вы правы, добрый господин. Праотец позвал, и я не смела медлить.