Стрелка

Франциск потребовал вызвать в Париж графиню, граф верноподданно исполнил волю монарха, отправил супруге письмо с приказом приехать. Но та, в ответе, отговорилась болезненностью. Подобная переписка продолжалась некоторое время — без такого же результата.

Увы — мир не без добрых людей: один из придворных напоил и «разболтал» графа. Король погрозил пальчиком хитрецу, и пришлось бедняге написать письмо с условной фразой. Франсуаза прибыла в Париж, изумилась, ужаснулась, смутилась, получила пару должностей для своих братьев и стала любовницей короля. Вместе с супругом участвовала она в важнейших придворных мероприятиях, а без мужа — в королевских постельных забавах.

Спустя несколько лет пришлось ей уступить место в королевской постели и в прочих церемониях более юной особе. По возвращению в поместье столь долго терпевший ветвистые украшения, вместе с патентом капитана роты королевских гвардейцев, супруг — исполнил свой супружеский долг: запер жену в комнате, обитой чёрной тканью, где после шести месяцев заключения, вскрыл ей вены.

Хотя в нашей ситуации ближе история об одном французском шевалье, который, следуя приказу своего их величества, полез доставать какой-то камзол из сундука. Крышкой которого и был прижат и удерживаем усилиями верных их величеству дворян. Король, опробовав остававшуюся снаружи часть шевальёвого тела, признал её пригодной к употреблению.

Вскоре успешно и вполне верноподданно употребляемый шевалье стал едва ли не самым ревностным из «миньонов короля», герцогом, командующим армией, губернатором и одним из богатейших людей Франции.

Ещё: одним из самых жестоких и жадных вельмож тогдашнего «высшего общества».

Подобные истории, как в отношении женщин, так и мужчин, принуждаемых к сексуальным отношениям с их повелителями не столько силой или собственной продажностью, но более всего «божественным ореолом» власти, вбитого «с молоком матери» преклонения перед волей богопомазанника, встречаются во множестве в хрониках почти всех аристократических домов.

То, что мне неизвестны сходные сюжеты о домонгольских рюриковичах… Надо, вероятно, благодарить Батыя и православную церковь: значительная часть письменных свидетельств этой эпохи погибли в пожарах нашествия и в регулярных попытках сделать прошлое — «кошерным». А археология таких оттенков не ловит.

Судя по деталям рассказа Лазаря, князь здесь — не для себя лично утруждается, а просто благоволит своей дружине. Приглашает, наливает — отказаться невозможно: оскорбление государя. И благосклонно оставляет. В беспомощном состоянии.

Похоже на приключения юной Анжелики в Лувре.

* * *

Парнишка… только мешать будет:

– Лазарь, ты ещё больной совсем. Оставайся-ка. Я сам схожу.

Лазарь аж захлебнулся от радости и облегчения. Потом заволновался, забеспокоился. Хороший мальчик — обо мне переживает.

Слуга визуально оценил состояние Лазаря, порадовался увиденному и не стал настаивать насчёт «оба-два». Он шёл впереди, показывая дорогу, чуть приплясывал, крутил задницей, взахлёб рассказывал о ожидающих меня «наслаждениях».

– Наших там трое. Тебя поджидают. Но ты ничего — покрепче этого своего, вчерашнего. Эрик обещал славную забаву. За твою шутку насчёт дракона. Они из тебя такого «дракошу» сделают… И чирикать будешь, и хвостиком помахивать. Войско здесь дневку стоит, так что — ты к нам надолго. Повеселимся…

– Не туда идём, выше надо забирать. Ваши же в городе на верхнем конце встали? Так чего к пристани выходить? Выйдем к речке прямо напротив. Там, наверняка, и лодка найдётся. Быстрее будет, чем на перевозе ждать.

– О! Ждёшь — не дождёшься?! Жжёт-разгорается? Уже и мокренький совсем?

Ручонки тянет — пощупать, проверить. Шалунишка. Но от берега мы уходим, топаем по тропке вдоль Балуевой Горы, то — поднимаясь на её отроги, то — спускаясь в ложбины между ними.

Слева, вдоль берега Волги — полно народу. Плотно горят костры, лежат лодейки, топчутся люди. Справа темнеет лес на вершине этой… Балуевой горки. Впереди, вдоль волжского берега — перевоз через устье Мологи. Куча народу отправляется в город или возвращается из него. Перевозчики машут вёслами на своих лодочках под факелами — перевозят клиентов на городскую пристань.

А вот выше по берегу Мологи… Там темно. Чернеют какие-то постройки, где-то редкие костры горят, музыка, женский визг…

«Над речкою скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск».

Кроме «диска» — всё похоже.

Всё, дальше идти нельзя — посторонние будут. Да и место подходящее: тёмная сырая низина, рядом с тропкой — лужа. Я резко присаживаюсь на корточки, разглядываю светлую полосу тропы под ногами.

– Во как…

Мой «Вергилий» останавливается, оборачивается:

– Чего там? Нашёл чего?

– Ага. Куны.

Он возвращается, наклоняется над моей открытой ладонью с несколькими серебряными брусочками. Пытается схватить, но я сжимаю кулак.

– Ты! Отдай!