Стрелка

На шум начали поднимать головы и подтягиваться воины от соседних стягов, толпа росла и бурчала. Три длинных норвежца торчали в ней, как флагштоки на коровьем выпасе. В смысле: одиноко.

Один из приплывших бородачей начал вопросы задавать:

– А был ли тута вечор княжий сеунчей? А чего говорил-сказывал?

Я — весь как на духу. Был, говорил, пошёл, пропал. Я — пошёл, не нашёл, вернулся, спать лёг. Можно опросить видоков и здесь, и там на берегу. Дороги не помню, поскольку темнело, да и шёл я следом — не присматривался, но общее направление… следите за моей рукой? Вот в ту именно сторону.

Пока я старательно мыкал и мекал, пока тот же набор звуков произвели обязательные и необязательные, но очень добровольные, свидетели всякого чего за последнюю неделю и даже раньше…

Энтузиасты слуго-искательства успели сбегать, принести и положить к нашим ногам. После чего все дружно сняли шапки и перекрестились.

– Гнида, конечно, был редкостный. Но помер сам. Утонул в мелкой луже. Может, головой обо что…? Ран ни на голове, ни на теле нет. Аж странно.

– Чего странного? Собаке — собачья смерть. Бог шельму метит.

Тут у Эрика сорвало крышу, он выхватил нож и кинулся на меня. Двое его коллег в последний момент сумели ухватить и придержать эту… длинномерную орясину.

Похоже, что этого слугу и гридня связывали более… душевные отношения, чем я предполагал. Какой-то вариант Божедара с Шухом? Или святого чудотворца и страстотерпца князя Бориса и слуги его венгра Георгия? Нет, разница велика. Дело не в… деле, а просто… люди плохие. Плохие люди всё делают плохо.

Эрик брызгал слюнями, рвался и орал, страшно искривив рот и щёлкая зубами:

– Киллер! Слактинг! Риве и филлер!

При всём богатстве напрашивающихся ассоциаций, типа: филлер — «филировку делать будем?» — устойчиво узнаю только первое слово.

А мне, знаете ли, и этого хватает. Переходим ко второму акту: на сцене — те же и Фемида.

– Господин боярин! Сей человек облыжно обвинил меня в тяжком преступлении — в убийстве княжьего слуги. Сиё есть ложь наглая и поклёп воровской. Посему прошу взыскать с охальника, за умаление чести моей, боярского сына из земли смоленской, 12 гривен кунами. Как в «Правде» и записано.

Эрик — лжёт нагло! Я того сеунчея из куста вытащил, на тропку стоймя поставил. У меня в руках он был живой. А в лужу упал и захлебнулся — сам. Один. Без ансамбля.

Народ ахнул. От наглости требования справедливости.

Как-то я несколько… Земским судится с княжескими… Да ещё с такими, как эти мордовороты… да ещё на походе, когда старший мордоворотов — главнокомандующий… И тут я, со своими дерьмократизмом и либерастией — «закон должен быть один для всех».

Ваня, до этой максимы — ещё века и века. Просто — чтобы додуматься до такой еретической идеи. А уж её применение даже и в моё время…

Спутники Эрика, возмущённые моим наездом, перестали его удерживать. Но он уже и сам… «Держите меня все — двое меня не удержат!».

Его жест, состоящий в ударе ладонью левой руки по бицепсу правой, отчего правый кулак его сжался, а правое предплечье заняло горизонтальное положение в моём направлении, было адекватно оценено всеми присутствующими. Как безоговорочный отказ от платежа.

Была у меня надежда спровоцировать общую свалку… Где мы бы… под сурдинку, под шумок, втихаря и украдкой… Сухана я проинструктировал заблаговременно, но вот же… Боя нет — одна жестикуляция.

* * *

В русской традиции различаются три уровня конфликтности: коммуникативный, кулачный и оружный.

Если вас «послали по матери», то вы свободно можете ответить тем же. Или — иным словесным оскорблением, в рамках ваших риторических способностей. Но не более.

Если вас толкнули или дали в морду, то и вы можете исполнить подобные физкультурные упражнения. Но без дополнительного инструментария.

Если на вас кинулись с оружием, то… то зарежьте кидальца нахрен.

Во всех случаях вы правы, если первый ход на очередном уровне — сделал ваш противник.

* * *

Но Эрик больше нож не достаёт. А жестикулировать… можно до морковкиного заговения.

– Тогда… Коль от лжи своей ты не отступился, коль виру платить — несогласный, то я, боярский сын Иван Рябина прошу… божьего поля. С этим… человеком по имени Эрик. И пусть господь рассудит — на чьей стороне правда.

Народ снова ахнул. И зашелестел… разнонаправленно.

* * *

«Божье поле», «божий суд» — крайняя, редко употребимая форма выяснения истины между людьми.

Я уже говорил о том, что судебный процесс в религиозно насыщенных обществах имеет иной смысл, нежели в секулярных.

«Правда у бога». Вся правда.

После глубинного восприятия этой идеи любой реальный судья — просто мелочь бестолковая, которая тщится своим хиленьким разумиком прозреть ткань бытия и по каким-то мутным вторичным признакам, типа вещественных улик или свидетельских показаний, узнать какой-то отблеск истины, сделать какое-то предположение о виновности.

Но ведь сказано же: не в знаниях правда, но в вере.