Стрелок

На сегодня у Чарльза были намечены два дела. Во-первых, ему нужно купить машину. Он уже устал от общественного транспорта, устал расписываться в получении, а затем возврате служебного «Форда» или «Гудзона», в котором любой чикагский шпанюк все равно легко узнавал машину Отдела. Сама покупка заняла полтора часа: сделку существенно облегчило то, что Чарльз расплатился наличными из заначки, которую захватил с собой, отправляясь на север. Было одно место в Хэлстеде, гараж, которым заведовал некий Маллиган, бывший полицейский, делавший скидки для ребят в синем, а также федералов. Чарльз заплатил триста пятьдесят долларов за темно-зеленый четырехдверный «Понтиак» 1933 года, с восьмицилиндровым двигателем, по заверению Маллигана, в хорошем состоянии. Сначала он положил глаз на «Плимут»-купе, но затем рассудил, что «Понтиак» больше подходит для того, чтобы возить агентов, если дело когда-нибудь дойдет до этого, или жену и ребенка, если он к этому вернется.

Это подвело его ко второму делу – ужину дома у Сэма в Ивенстоне. В новой машине эта поездка оказалась быстрой и приятной. На Внешнем кольце не было практически никакого движения. Отцы города расщедрились, обустраивая набережную озера, поднимались новые здания, в том числе одно розовое сооружение под названием «Дом у кромки воды», превращавшие район в некое подобие Майами.

Свернув с Бельмонт, Чарльз оказался на утыканной светофорами Шеридан-роуд и проехал по ней через всю Северную сторону, до самого кладбища, которое называли перевалочным пунктом для гангстеров, ожидающих отправки в ад, обозначающего переход из Чикаго в милый городок Ивенстон. В Ивенстоне были вязы, много вязов, старые большие дома, много домов, колледжи, много колледжей, и машины на улице, мало машин. Через несколько минут Чарльз нашел пересечение Шеридан с Нойес-стрит, свернул налево и, проехав полквартала, оказался у дома 624 – большого здания, кое-как слепленного из бурого дерева и глыб песчаника. Повсюду виднелись веранды и балконы, а линия крыши была сложной, словно история Техаса, с коньками, мансардами и скатами, непонятно как образующими единое целое, казалось, указывающими на внутреннее богатство коридорами, потайными комнатами, неожиданными лестницами; повсюду кладовки, спальни странной формы, словно придуманные на ходу, а не построенные согласно предварительно составленному плану. Дом стоял под сенью деревьев, между Шеридан и следующей сквозной магистралью, Оррингтон-авеню, на большом участке земли, охраняемый спереди портиком, похожим на вход в замок феодала. И действительно, это был своего рода замок или крепость, подступиться к которому можно было разве что с помощью «Большой Берты»[48] или какого-нибудь другого адского творения Круппа.

Поставив машину, Чарльз поднялся по лестнице и постучал. Дверь открыл Сэм, в безупречном костюме-тройке и при галстуке. Он провел гостя в дом. Свэггер порадовался тому, что был в костюме, хотя практически не бывало так, чтобы он был без костюма.

Если атмосфера снаружи была средневековой, внутри царило детство. Здесь жили дети, много детей, и их запахи, шум, суматоха и возня присутствовали повсюду. Не прекращая говорить любезности, Сэм провел гостя через прихожую в просторную гостиную, занимавшую половину дома.

– Чарльз, спасибо за то, что пришли. Надеюсь, я не очень вас побеспокоил.

– Никаких проблем, приятная вечерняя поездка по городу.

– Прощу прощения за беспорядок, но иметь под одной крышей шестерых детей – это все равно как иметь шестерых лошадей. Нечего и думать о том, чтобы навести полный порядок. Можно лишь как-то сдерживать разгром. Итак, познакомьтесь со стадом и с героической кобылой. ДЕТИ! – во весь голос крикнул он.

Казалось, они вылезли из щелей в стенах, из-под мебели, из окон, спустились на парашютах и вскарабкались по лестницам, более или менее собравшись в шумную ватагу с трудом сдерживаемой энергии и кратковременного внимания. Бобу представили одного за другим светловолосых мальчишек и девчонок, слепленных по одному и тому же красивому образцу, возрастом от четырнадцати лет до четырнадцати месяцев, более или менее чистых, более или менее воспитанных, однако мысли у них определенно были заняты играми и проказами, а не высоким широкоплечим мужчиной, стоящим перед ними.

Затем миссис. Ее звали Бетти, все еще красивая, смуглая, светловолосая и крепкая. Она готовила ужин, но легко оторвалась от кухни и радушно приветствовала Чарльза, дав ему почувствовать, что главная цель в ее жизни – услужить ему. Бетти Коули была похожа на верных офицерских жен, которых ему доводилось встречать, крепких, вкалывающих как собака без единой жалобы, оказывающихся всегда на месте, когда они кому-то нужны.

Чарльз мысленно отметил, что именно к такой жизни нужно стремиться: уважение, потомство, дом, благополучие – все лучшее, что могла предложить Америка человеку из ниоткуда, каким был Сэм, каким был он сам.