– Сейчас у нее дом с квартирами внаем на Северной стороне, на самой границе приличия. Недавно у нее поселился один тип, высокий и тощий, искушенный. Полно денег, красиво одевается, и дамочки от него писают в трусики.
– И это Джонни?
– В самую точку. И вот какое предложение. Анна готова выдать Джонни в обмен на помощь с иммиграционной службой. Вот почему она обращается к вам, представителю федерального правительства, а не к местным бездельникам, которые ничего не смогут для нее сделать.
– Выдать как?
– Это вам предстоит обсудить с ней самой.
– Что со временем?
– Девочка хочет действовать быстро, чтобы не оказаться у себя в Сильвании, Пенсильвании, Трансильвании или как там ее. Вы сможете его взять в течение недели.
Чарльз шумно вздохнул.
– А полицейский, от него можно ожидать неприятностей?
– Нет. Он получит от одних моих знакомых предупреждение не высовываться. Займется приготовлениями, свяжет все вместе. Он хочет присутствовать при захвате или при перестрелке – как получится, – но о нем можно не беспокоиться. Он или сыграет честно, или отправится плавать в озере в холодильнике.
– Вы круто играете…
– Только так и можно.
От луны остался тонкий серп, озеро застыло неподвижным серым покрывалом, хотя тут и там на нем подмигивали отражения. Позади озаренные силуэты Чикаго заявляли о себе яркими огнями, передавая неравномерным рисунком освещения сложность архитектуры. Каждый вертикальный всплеск света обозначал здание, их было слишком много, не сосчитать, а в промежутках между зданиями виднелись другие здания, бесконечность зданий. Раз в две минуты по ним пробегал импульс света от маяка Линдберг, установленного на крыше небоскреба Палмолив, а когда его яркий луч на время пропадал, над силуэтами города огромной розово-оранжевой диадемой поднималось во всем своем сиянии зарево мегаполиса. Вода лениво плескалась у бетонных блоков, укрепляющих берег, а на водной глади озера редкие огоньки обозначали суда – то ли яхты, то ли баржи.
Два черных «Форда» Отдела стояли на пустынной береговой полосе в нескольких милях к северу от Всемирной ярмарки 1933-го, теперь уже 1934 года, на искусственной насыпи, расширявшей побережье озера с востока, отвоевав эту территорию у большой воды. Когда-нибудь здесь будет разбит парк, но сейчас это место напоминало унылое поле сражения.
В первом «Форде» сидел Мел Первис, как всегда, изящный, а за ним, на заднем сиденье, – Эд Холлис и Кларенс Хёрт с «Томпсонами», с полностью снаряженными барабанными магазинами на пятьдесят патронов; затворы отведены назад, флажки предохранителей опущены, оружие готово в случае западни извергнуть потоки огня. Оба молодых агента сняли пиджаки и надели поверх рубашек пуленепробиваемые бронежилеты, однако галстуки по-прежнему оставались туго затянутыми, накрахмаленные воротнички были заколоты, а на головах красовались шляпы – эти плоские соломенные сковороды. Мало ли что, вдруг нагрянет директор…
Во второй машине за рулем сидел Чарльз, с Сэмом Коули на заднем сиденье. Оба были вооружены пистолетами, а в багажнике покоились «Томпсон» и ружье «Модель 97». Чарльз курил, воздух был плотный, словно вата.
– Шериф, они опаздывают? – спросил Сэм.
– Остается еще две минуты, – ответил Чарльз, сверившись с наручными часами. – Надеюсь, они появятся. Хочется верить, что это дело не развалится, в отличие от всех остальных.
– Но, на ваш взгляд, этому Зарковичу можно верить?
– Он знает правила игры. Из этого еще не следует, что он – ангел добродетельности, но парень понимает, что к чему, и вряд ли захочет нас разозлить, так как знает, какой шум может поднять Отдел.
– Одно из преимуществ работы на самых больших ребят, – заметил Сэм. – Надеюсь, мне сегодня не придется стрелять из «Томми». Я его в жизни в руках не держал.
– Я вас научу. Когда мы закончим, вы сможете стрелять уток из этой чертовой штуковины.
– Ха! Это вселяет оптимизм.
В этот момент с Внешнего шоссе на усыпанную гравием пустошь свернула машина и, приглушив свет фар, медленно покатила к двум машинам правительственного ведомства. Подъехав, машина остановилась и погасила фары.
– Так, – сказал Сэм, – ваш черед, Чарльз.
Ничего не ответив, тот вышел из машины, выбросил свою недокуренную самокрутку и прислонился к бамперу, наслаждаясь дующим со стороны берега ветерком. Из новоприбывшей машины появилась фигура.
– Свэггер? – спросил следователь Заркович.
– Точно, – подтвердил Чарльз, и мужчина, грузный, с одутловатым угрюмым сербским лицом приблизился к нему. Темно-синий двубортный пиджак. Соломенная шляпа. Сигара.
– Она здесь? – спросил Свэггер.
– Да, но она сломалась. Всю дорогу плакала. Не хочет это делать, но еще больше не хочет билет в Бухарест в один конец. Как она поступит? Полагаю, она знает, что делать.
– Жизнь шлюхи – тяжелая штука, – философски промолвил Чарльз.
– Да, я уж заметил… Кстати, вы привезли своего главного?
– Самого главного. Первис во второй машине, но настоящая власть в руках Коули. Он здесь, чтобы заключить сделку.
– Во второй машине никто не наломает дров?
– Эти люди прошли подготовку. Лучшие из лучших.