Стрелок

Миссис Тисдейл постаралась оформить свою комнату как можно жизнерадостнее, однако повсюду маячил мрак смерти. Все было желтым: искусственные цветы и картины, изображающие лужайки, ручьи и овечек. И еще здесь стояло медицинское оборудование стоимостью по меньшей мере в миллион, сверкающее, с трубками, ручками и шкалами повсюду, предназначенное для того, чтобы еще несколько секунд продержать в живых тех, кто уже давно должен был умереть. Часть оборудования была подключена к электричеству, другая была таинственно инертной. Каждые несколько секунд что-нибудь пищало. Боб, как и следовало ожидать, терпеть не мог больницы и все остальное, что напоминало ему о том, как он очнулся на Филиппинах и обнаружил, что бедро у него разбито вдребезги, а его наводчика Донни Фена, героя-футболиста и просто отличного парня, командировка которого подходила к концу, больше нет в живых.

– Здравствуйте, – сказал Боб. – Спасибо, что так быстро согласились с нами встретиться.

– Я теперь ничего не могу откладывать надолго.

Детективная фирма, взяв за это весьма приличные деньги, разыскала девяносточетырехлетнюю миссис Тисдейл, урожденную Мэри С. Бриджуотер, здесь, в этом пансионате, где она, пережив или разругавшись со всем своим семейством – хотя ей, похоже, не было до этого никакого дела, – теперь лежала на койке в веселеньком желтом халате, говорившем о ярких воспоминаниях. Эта женщина привыкла смотреть вперед, а не оглядываться назад, – это чувствовалось по ее гордо торчащему подбородку, хотя сейчас она и была подключена к кислородному баллону с помощью маски и трубки и за ее состоянием следил десяток автоматических приборов, придававших ей сходство с существом, сотворенным Франкенштейном. Она была жива!

– Я вам крайне признателен, – сказал Боб.

Старуха снова повернулась к Никки.

– Почему вы здесь, а не творите ложь в Вашингтоне?

– Я занимаюсь этим только по вторникам. А сегодня четверг.

– Замечательный ответ, – похвалила ее миссис Тисдейл. – Мне доставляет удовольствие видеть перед собой такую шуструю девушку.

– На самом деле я здесь потому, что умная и обаятельная и умею брать интервью. А мой отец в этом ничего не смыслит. Поэтому он попросил меня приехать вместе с ним и проследить за тем, чтобы все… понимаете, прошло гладко – как он сам выразился.

– Что ж, вы в этом преуспели. Мистер Герой, вы незаурядный человек, если воспитали такую очаровательную, умную дочь. Когда она перейдет на Си-эн-эн?

– Ей уже предлагали. Но она слишком упрямая и не хочет шевелиться. Упертая девчонка. Ничего ей не втолкуешь.

– Ну раз мне она понравилась, полагаю, вы тоже должны мне понравиться. Итак… вы сказали, Блю-Ай. Боже милосердный, я уехала из Блю-Ай в сорок первом году, когда мне было семнадцать лет. Мой отец – инженер, но во времена Великой депрессии смог устроиться лишь чертежником – получил место на авиационном заводе «Мартин», под Балтимором. И с тех самых пор я жила там, в очаровательной долине, с двумя мужьями, шестью детьми и не могу точно сказать, сколькими внуками, чьи имена я тоже, пожалуй, уже не вспомню. Как видите, мозг мой стал похож на большой кусок швейцарского сыра, и, боюсь, та часть, которая содержала воспоминания о Блю-Ай, превратилась в сплошной пустой пузырь. Позвольте спросить, с чем все это связано? Если в письме и говорилось, я все забыла.

– На самом деле письмо было туманным, – признался Боб, – вспоминать особенно нечего. Да я и сейчас не могу толком объяснить. Понимаете, мой отец Эрл Свэггер был великий человек. Он получил «Медаль почета» за то, что сделал на Иводзиме в сорок пятом году[28], и также в той войне он принимал участие в высадке на пять островов. Вернувшись домой, поступил на службу в полицию штата и погиб при исполнении обязанностей в пятьдесят пятом году, когда мне было девять лет. Но вот его отец является загадкой. Его звали Чарльз Свэггер, он был героем Первой мировой войны, служил в двух армиях, канадской и американской. С двадцать третьего года был шерифом округа Полк, до самой своей смерти, – а также исполнял свои обязанности в сорок втором, незадолго перед тем, как моего отца отправили на Гуадалканал. Когда мне в руки попали кое-какие старые реликвии, я вдруг осознал, что ничего не знаю об этом человеке, и, похоже, он сам хотел, чтобы никто о нем ничего не знал. Возможно, даже сознательно заметал за собой следы. Но именно Чарльз Свэггер сформировал моего отца как выдающегося человека, а мой отец сформировал меня.

– Тоже как выдающегося человека – от отца к сыну.

– Нет, мой отец был настоящий герой. Я же просто везучий подражатель. Так или иначе, я решил узнать что-нибудь про своего деда и выяснить, что лежит в корне всех его загадок. Я обзванивал дома для престарелых по всему Арканзасу, давал объявления в газетах для пожилых, копался в фотоальбомах старинных семейств Блю-Ай, наконец обратился в частное детективное агентство, чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто был лично знаком с моим дедом и помнит его. И вот в конце концов оказалось, что такой человек всего один: вы. Вот и всё.