Стрелок

Вскоре после того, как «Баку» покинул гостеприимный Александровск, разыгралась непогода и до Чигишляра пароходу пришлось идти против ветра, борясь при этом с изрядным волнением. Обычно такой переход занимал не более суток, но на сей раз получилось почти в три раза дольше. Во время шторма неожиданно выяснилось, что Будищев не слишком хорошо переносит резко усилившуюся качку. То есть сначала он держался неплохо, старательно выполняя все возложенные на него обязанности, но затем ему становилось все хуже и хуже, пока, наконец, на третий день он не смог передвигаться без чужой помощи.

– Может, покушаешь? – с состраданием в голосе поинтересовался Шматов, не покидавший в последние сутки своего «барина».

– Федя, отцепись от меня за-ради Христа-бога и всех гребаных угодников, а то я тебя чем-нибудь отхреначу! – простонал в ответ Дмитрий.

Однако от верного «оруженосца», на удивление легко переносившего тяжесть морского путешествия, избавиться было не так-то просто.

– Кой день маковой росинки во рту не было, – тяжело вздохнул он. – Рази ж так можно?

– Твою мать, ты от меня отстанешь? – попытался вызвериться кондуктор, но из-за слабости голоса не смог добиться успеха.

– Куда я отстану, ты же пропадешь без меня вовсе!

– Прекрати, пожалуйста! Меня от одной мысли о еде воротит…

– Ну хоть водички-то выпей.

– Давай.

Повеселевший Фёдор тут же подал приятелю флягу. Вода в ней была теплой и солоноватой на вкус, но все же Будищев сумел сделать пару глотков, борясь со спазмами в желудке.

– Вот и хорошо. Теперь бы ещё хоть кусочек…

– Где мой револьвер?

– Гы, дык я его ещё вчера спрятал.

– Зачем?

– Живу долго – видел много!

Как ни плохо было Дмитрию, но услышав от Федьки перенятую у себя фразу, он не смог удержаться от усмешки.

– Издеваешься, паразит?

– Господь с вами, господин кондуктор! И в мыслях не было…

Впрочем, вскоре ветер стал понемногу стихать, волнение уменьшилось, и когда пароход подошел к Чигишляру, погода, можно сказать, нормализовалась. Почувствовав себя немного лучше, Будищев попросил Шматова помочь ему выйти на верхнюю палубу. Тот не заставил просить себя дважды и, подставив ослабевшему товарищу плечо, буквально вытащил его наверх.

– Тебе уже лучше? – с явным участием в голосе поинтересовался Майер.

Гардемарин, одетый в длинный парусиновый плащ с капюшоном, казалось, совершенно не замечал ни качки, ни непогоды. Напротив, его юная физиономия лучилась довольством. И вообще он выглядел опытным морским волком, которому все шторма – плюнуть и растереть, выгодно отличаясь на фоне юнкера.

– Не дождешься, – буркнул в ответ Дмитрий, хватаясь за поручень.

– Ничего страшного, – поспешил успокоить тот товарища. – Привыкнешь. Я поначалу тоже плохо переносил, а теперь, как видишь…

Последние его слова заглушил грохот разматываемой цепи, и пароход встал на якорь.

– Это не опасно? – удивился Будищев. – Шторм ведь ещё не кончился…

– О чем ты? – искренне удивился Майер. – Это разве шторм, так легкое волнение. К тому же мы уже пришли…

– И… где же?

– Берег? Да вот же он, в тринадцати кабельтовых!

Пересчет кабельтовых в более привычные меры длины был для измученного Дмитрия непосильной задачей, но, взглянув в направлении, указанном ему приятелем, он пришел к выводу, что до суши версты две – две с половиной.

– Далековато.

– Что поделаешь, мелко. Ближе нам не подойти. Сюда вообще редко кто заходит. Все идут сразу в Персию.

– А нас какая нелегкая принесла?

– Груз, – беззаботно пожал плечами гардемарин.

– Федя, дай-ка бинокль, – попросил Дмитрий и, получив требуемое, внимательно осмотрел близлежащую сушу.

Сколько хватало взгляда, простирался гладкий песчаный берег, лишенный каких-либо признаков растительности. Сам пост, или точнее урочище Чигишляр, на первый взгляд, представлял собой хаотичное скопление из множества кибиток, полотняных палаток, небольших домиков с навесами и тому подобных убогих строений, над которыми сиротливо возвышалась часовая вышка. Еще одним ориентиром, за который мог зацепиться глаз, были высокие бунты[257], накрытые белой парусиной.

– Да, это вам не Рио-де-Жанейро, – задумчиво пробормотал Будищев, возвращая бинокль.

– Это точно, – жизнерадостно отозвался тут же прильнувший к окулярам Шматов.

– А вы бывали в Бразилии? – простодушно удивился Майер.

– Естественно, – ухмыльнулся юнкер. – Шикарное место, на самом деле. Пальмы, море, знойные женщины, толпы негров в белых штанах и много-много диких обезьян.

– Тут из всего перечисленного – только море, – с явным сожалением в голосе заметил гардемарин.

Тут их беседу заглушил боцманский мат, затем раздался металлический грохот цепи, и пароход стал на якорь. Практически одновременно с этим от причала отошло несколько больших лодок под грязно-серыми парусами и паровой катер.

– Блин, вот уж не думал, что местные ко всему ещё и мореходы, – удивился Будищев, глядя, как те лов ко лавируют по волнам, обгоняя мерно пыхтящий ка тер.

– Они и не на такое способны, – с легким смешком отвечал Майер. – Здешние йомуды частенько ходят на своих лодках в Персию.

– Какие-какие муды?

– Йомуды. Одно из туркменских племен.

– А текинцы?