Стрелок с Севера

Дверь отворилась, выглянул старик.

– Заходи.

Скрипнув зубами, Фроуд поднялся. Вошел в дом. Внутри просторного помещения, немаленького даже по высоте потолка, витал дух таинственных, незнакомых человеку наук. Цветные склянки на стеллажах, подозрительные комочки явно органического происхождения, заспиртованные в банках, медные трубки, идущие вдоль стен, по потолку, пересекающиеся между собой и заканчивающиеся кранами или резиновыми трубками, странные приборы с вращающимися шестеренками, мигающими лампочками… Он увидел кресло, хотел присесть, но старик хондверкер запретил.

– Вставай сюда, – указал пальцем перед собой.

Фроуд встал.

– А где девочка? С ней все в порядке?

– Ее помощник мой осматривает. О себе думай.

Старик нацепил на голову обод, на котором была смонтирована сложная система окуляров и электродов. Подключил ее к громоздкому аппарату, стоявшему на столе.

– Не шевелись теперь.

Ножницкий замер, хотя это и стоило ему больших трудов. Хондверкер щелкнул одним, окуляром, поднял его, опустил другой.

– Мда-а…

Медленно обошел Фроуда сбоку, присел, снова выпрямился.

– Почти опоздал. Но ничего, успеем. Есть у меня замена.

Он снял обод, отключил его. Открыл дверцу металлического шкафа, внимательно рассматривая диковинные вещицы на нижних полках. Сходил за табуреткой, взобрался на нее, осмотрел верхние полки. Наконец достал что-то, спустился.

– Вот!

Протянул руку, демонстрируя находку. Даже не имея медицинского образования, Фроуд узнал в ней некое подобие человеческого сердца, сделанного из тонких пластин странного, блестящего материала.

– Ого. Это что же – вы хотите в меня засунуть? Не тяжеловато будет?

– На, потрогай.

Ножницкий взял устройство, прикинул на вес. И правда, удивительно легкое! Старик забрал, нажал что-то и продемонстрировал, как оно с готовностью сокращается, выполняя роль маленького насоса.

– Проработает дольше, чем все твои родные органы. Впрочем, они у тебя еще будь здоров.

– Сколько я буду должен?

Седовласый лекарь удивленно оглянулся.

– Прошедшие лабиринт получают желаемое бесплатно. Но сюда редко кто добирается.

Он положил “сердце” на стол, старательно записал что-то в блокноте.

– Резать мы тебя не будем, не переживай, у нас тут не человеческий госпиталь. Пройдешь через камеру трансформации, она из тебя что не надо достанет, а что надо внутрь положит, смонтирует. Даже не почувствуешь! Запущенное состояние, а то можно было бы и не менять целиком, только пучок.

– Что еще за пучок?

– Энергетический, какой же еще. Ну да вы, люди, об этом понятия не имеете. Орган – это ведь кучка клеток, ничего более. Физический материал. Управляет им энергия! От нее все зависит. Здоровый пучок и плохой орган восстановить может. У тебя вон в каждом сверкает, прям букет энергетический, кого хошь вытянет. И только сердечный еле тлеет. Тут уж все, полная замена. Последний он у меня, жалко. Новый теперь не скоро появится. Я сейчас…

Старик поднялся по винтовой лестнице, какое-то время были слышны его шаги, потом все стихло. Фроуд застонал, умоляя про себя, чтобы хондверкер поторопился: боль становилась все сильнее и сильнее. Снова послышались шаги, но не старческие, легкие, и с другой стороны. Открылась вторая дверца, которую он до этого не приметил. Вошла Энни. Все такая же улыбчивая она села в кресло. Ножницкий тоже заставил себя улыбнуться.

– Ну как ты? В порядке?

Она отрицательно покачала головой.

– Сказали – “замены нет”, – девочка виновато пожала плечами, – Не судьба!

И прежде, чем фабрикант успел ей что-то ответить, вышла на улицу. Солнце уже поднималось над горизонтом, согревая лучами крыши маленьких домов, кварталы которых занимали всю долину. Где-то далеко-далеко призывно подвывал фабричный гудок. Начинался новый день.

Энни посидела на скамейке, расправила на коленках платье, разглядывая швы и заплатки, вспоминая – когда и какую подшивала сама, а некоторые, постарее, еще и мать. Вздохнула. Надо возвращаться домой. Зачем? Но что ей еще оставалось…

– Поди-ка сюда, – старик выглянул из дверного проема.

Девочку проводили через камеру несколько раз, слишком много пучков пришлось заменить. Откуда они взялись – никто не объяснил. Когда отпустили, выпроводили под лучи уже полуденного солнца, сунули в руки бумажку. Она, все еще ошарашенная, не до конца поверившая в свое счастье, отошла от мастерской на несколько шагов, развернула документ.

“Я, Фроуд Ножницкий, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество…”.

Энни села на мостовую. По щекам ее катились слезы.

Человек арестованный

Глава 1. Пошел к черту

– Как тебя зовут?

– Руби.

– Что натворила?

– Не твое дело, железка.

Ее втолкнули в помещение полицейского участка.

– Дежурный! Отведите арестованную.

Подхватили под локоть. Аккуратно, но цепко, не вывернешься. Да и куда тут деваться?

– Пошел к черту! Отвали от меня, урод! Я сказала убери руки!

Повели по коридору. Офицер приоткрыл дверь из матового стекла, заглянул в кабинет. Закрыл.

– Нужно подождать. Присаживайтесь.

Девушка села на скамейку, обтянутую серым кожзамом.

– Да ты не стой, иди. Я одна подожду.