Хондверкер в сомнении шамкал губами. Ножницкий достал из внутреннего кармана несколько купюр, потряс ими перед его носом. Похоже, хозяина информатория это заинтересовало: никто еще не платил за информацию так дорого. Он медленно протянул руку, взял деньги.
– Заблудшие в саду.
Фроуд ждал продолжения, но хозяин молчал.
– В каком еще саду, черт бы тебя побрал?!
Тот встал, подошел к двери на улицу, открыл ее, приглашая Ножницкого. Указал на ближайший поворот.
– Направо.
– А дальше?
Хондверкер вздохнул.
– Нужен не точный путь, а устремление. Поворачивай направо, потом снова направо, и снова направо. Столько, сколько потребуется. Лабиринт сам поймет, куда ты хочешь попасть.
“Спасибо” у Фроуда вышло раздраженное, невнятное. Он уже пошел прочь от информатория, когда его окликнули.
– Только знай, что не все этой дорогой доходят до конца.
Отмахнулся.
Через час у него кружилась голова от беспрестанных поворотов в одну и ту же сторону. Даже стало подташнивать. Порой он останавливался, задирал голову вверх, к небу, и стоял так несколько минут, стараясь прийти в себя. Потом шел дальше. И вот, наконец, что-то изменилось. За очередным правым поворотом Фроуд увидел длинный коридор, конец которого терялся во тьме.
Замер на месте, но тут же обругал себя за нерешительность, рванулся вперед. Он злился на хондверкеров, на непостижимый лабиринт с его тайнами и несуразностями, на себя злился, что ввязался во все это и отступить уже не мог.
Стены с обеих сторон, еще секунду назад имевшие ровные поверхности, проступили темными, ребристыми выступами. Что-то пыталось отпочковаться от них, шевелилось в разных местах, натягивая рисунок камней, словно это резиновое покрытие. Фроуд ступал уверенно, чеканя широкие шаги, игнорируя тянущееся к нему нечто. До ушей его долетал неприятный, угрожающий шепот. Чем больше становилось выступов и чем дальше они вытягивались, тем больше его это злило.
Одно зацепилось за рукав, останавливая фабриканта. Он увидел, как натянутая поверхность разделяется на пальцы, стиснувшие ткань его пиджака. Где-то в глубине стены, подернувшейся мутной полупрозрачностью, на него смотрели глаза.
– А ну пошел к дьяволу! – он дернул рукой, оставляя в цепких пальцах кусок рукава. Ответил стене испепеляющим взглядом, полным ненависти к непонятному, жуткому, пришедшему из страшных сказок.
Все кончилось мгновенно. Стены снова стали ровными, в коридоре воцарилась тишина. Не теряя времени, Ножницкий достиг его оконечности, за которой оказался долгожданный сад!
– Энни!
Никто не отвечал, только кусты с бутонами экзотических цветов шелестели, покачиваясь на слабом ветру.
– Ах! – Фроуд отдернул руку.
На ладони проявилась линия пореза, из которой скатилось несколько капель крови.
– Чтоб тебя…
Он внимательнее посмотрел на растения, окружавшие его со всех сторон. Листья поблескивали в свете фонаря острыми гранями, будто это были заточенные лезвия. Постарался идти аккуратнее, не касаясь кустов. Но с каждым метром они наклонялись к дорожке все ближе и ближе, закрывая ее своими ветвями, заставляя неудачливого путника прятать ладони, лицо, сгибаться все ниже и ниже. Фроуд тихо ругался словами, которые раньше слышал только от фабричных рабочих. Пиджак его уже висел изрезанными лоскутами, на руках и макушке головы, несмотря на все ухищрения, увеличивалось число порезов. Глаза стало заливать кровью, а заросли требовали нагибаться все ниже и ниже. В какой-то момент он малодушно дернулся назад, но не поверил, что выбраться обратно будет проще, чем идти дальше. Упал на четвереньки и пополз, упираясь окровавленными руками в холодную землю. Дыхание стало частым, он испугался, что сердце снова даст сбой, но продолжал ползти, толкая перед собой фонарь.
– Я знала, что ты придешь!
Остановился, поднял голову. Кустов над ним больше не было, они остались в метре позади. Перед Фроудом раскинулась небольшая поляна, в центре которой, постелив на траву дорогое шерстяное пальто, расположилась Энни. Ножницкий улыбнулся, в изнеможении сел на колени. Девочка подошла, вытерла невесть откуда взявшимся платочком кровь с его лица.
– А фонарик у тебя не мой, зелененький. Мой был синий. Потерял?
Фроуд кивнул, продолжая улыбаться. Он потянулся к девочке, нежно обнял ее, стараясь не касаться светлого платьица испачканными руками.
– Как же ты здесь оказалась?
Пожала плечами.
– Провалилась.
– Сквозь мостовую?!
– В невидимые ходы. Мне носатый про них рассказывал, когда я еще первый раз шла.
– Носатый? Это тот, который…
– Ага.
Ножницкий, морщась от боли, вытирал израненные руки прямо о штаны. Поднялся с колен, посветил фонарем вокруг.
– Как нам выбраться отсюда?
– Выходов хоть отбавляй, – она оглянулась через плечо, – Только вход один, колючий и неудобный.
– Что ж ты сидела? Не уходила?
– В темноту идти не хотела. Или солнце надо ждать, или тебя с фонарем. Хорошо, что ты оказался быстрее солнца!
Они выбрались из сада на обычную улицу лабиринта и, не оглядываясь, пошли вперед. Кажется, небо светлело, но слишком медленно, светило еще пряталось далеко за горизонтом.
– Зачем ты идешь? Так мне и не сказала.