Стрелок с Севера

Девочка поправила на плечах пальто.

– Болею я. Мать говорит – отец в свое время помер от той же заразы.

– Какой?

– Больно уж мудреные слова, я не запомнила. Мать всего один раз меня к врачу и водила. Серьги продала, чтобы на прием попасть. А больше продавать нечего. Того, что она зарабатывает, едва на еду хватает. Да и то… – Энни ненадолго замолчала, – Часть денег пропивает.

Ему захотелось взять девочку на руки, прижать к себе, но Фроуд понимал, что она слишком самостоятельна и много раз бита злой жизнью, чтобы доверчиво принимать сочувствие и ласку. Впрочем, он и сам не ожидал от себя такой сентиментальности. Бизнес для него был превыше всего, поэтому и женщины рядом с ним не задерживались, и детей он не нажил. Только фабрику да многочисленные склады.

– А ты, Фроуд?

– Я?

– Зачем пришел в лабиринт?

– О, тут мы с тобой похожи, милая.

– Тоже болеешь?

Кивнул.

– Угу. Сердце у меня слабое, больное. Несколько раз думал, что помру здесь, в лабиринте, – горько усмехнулся.

– Зато доброе сердце.

Он посмотрел на нее, улыбнулся. Не удержавшись, потрепал по светловолосой голове.

Впереди показалось нечто странное. Дорогу перегораживал длинный стол, за которым сидел хондверкер – вроде того, в информатории. “Что ж, по крайней мере не чудище, не лапы, хватающие тебя за руки, да и не растения с листьями-скальпелями”. Воодушевленный, Ножницкий прибавил шагу и первый подошел к служителю лабиринта. Тот поднял на него взгляд, мельком посмотрел на девочку.

– Вдвоем идете? Зря, зря… – достал из ящика два медных прибора, совсем небольших, едва ли с ладонь Энни.

– Отчего же? В компании лучше, чем поодиночке! Правда, Энни?

Девочка смотрела на хондверкера исподлобья. Казалось, она знает или догадывается о чем-то, чего Фроуд еще не понимал.

– Жмите. Наугад, – маленький человечек за столом указал на приборы, – Вы забрались достаточно далеко, так что имеете право. Одна кнопка выбросит к воротам, другая – туда, куда шли.

Фроуд смотрел на него непонимающе.

– Подождите. Что значит – одна туда, другая сюда? Мы идем вместе и не собираемся разделяться!

Хондверкер не отвечал. Энни подошла ближе, тихо сказала:

– Он не уступит. Лабиринт не уступит. Будет так, как они захотят.

Фроуд сплюнул.

– Да идите вы… знаете куда? Мы сами найдем дорогу! Пошли, милая, – он взял ее за руку.

Там, откуда они только что пришли, где была дорога, сейчас возвышалась стена. И справа, слева тоже были стены, уходящие вверх так высоко, что ни фонарь, ни светлеющее небо не могли открыть путникам – где же эти стены заканчиваются. Тупик.

Ножницкий развернулся обратно к коротышке, но того уже и след простыл. Вместо стола на мостовой зиял темный провал, достаточно широкий, чтобы его не смог перепрыгнуть Фроуд, не говоря уже о девочке. А прямо перед ними, на дороге, лежали медные кнопки.

– Вот скотина, а? – процедил сквозь зубы Фроуд, – Ничего… Ничего, мы что-нибудь придумаем.

Сзади что-то хрустнуло. Он обернулся, но ничего не увидел: те же стены, та же мостовая.

– Так. Ладно. Это не смертельный выбор, дорогая. Нажми любую кнопку. Я верю, тебе повезет! А я пройду лабиринт еще раз. Теперь смогу, точно знаю! – он улыбнулся, и понял, что да, знает. Второй раз не пройдет. Сердце у него болезненно защемило.

– Не нажму.

– Что?

Сзади снова хрустнуло. Фроуд внимательно посмотрел на стены и понял, в чем дело. Стены двигались, сокращая их жизненное пространство.

– Энни, послушай. Ты должна. Должна нажать первой. Я не могу оставить тебя здесь, если не буду уверен, что все в порядке. Слышишь меня?

– Не буду нажимать.

– Черт! – оглянулся, оценивая оставшееся время, – Упрямая девчонка! Да в чем же дело?! Почему ты не хочешь нажимать? Ну даже если выкинет к воротам, это не конец, Энни!

Стена подталкивала их в спины, до кнопок, лежащих у ног, осталось не больше полуметра.

– Нажимай! Нажимай же!

Энни повернулась к нему. Она едва заметно улыбалась. Взяла Фроуда за руку.

– Не бойся. Все так и должно быть. Я знаю.

Носки его ботинок уже были над пропастью.

– О-о-о! – Ножницкий зажмурился.

Маленькая ладонь по-прежнему держалась за него. Держалась, держалась… Вокруг тишина – ни скрипа ползущих стен, ни свиста ветра в ушах, который можно было бы слышать при падении. Да и падения не чувствовалось. “Неужели стены остановились?”. Он боялся открыть глаза.

– Долго так стоять будете? Кто первый?

Фроуд приподнял веки и в страхе взмахнул свободной рукой, потому что нечаянно качнулся вперед. Но пропасти перед ним не было. Лишь старый, очень старый хондверкер, редкие волосы которого выбелены сединой. Энни стояла рядом и продолжала улыбаться.

– Я же говорила, что так надо. Лабиринт хитрый. Но я хитрее!

Она сорвалась с места и побежала к открытой двери, над которой висела надпись “Мастерская здоровья”.

У дома стояла деревянная скамейка, сколоченная из широкой доски. Превозмогая боль в груди, Фроуд Ножницкий добрел до нее, присел. Не очень удобно, не по его росту, но все лучше, чем стоять. Посмотрел на небо: наконец-то рассвет. Вовремя, пожалуй. Господин фабрикант подумал, что жизнь его после лабиринта никогда уже не будет прежней.