Стрелы Перуна

Счастливый Санджар-тархан вскочил, протянул обе руки и... Из толпы гостей метнулась стремительная тень, и сияющий клинок оказался в руке неизвестного. Выпад дерзкого был молниеносен. Сталь ударила в грудь Санджар-хана, звякнула о кольчугу, скользнула вверх и острием вонзилась в подбородок. Именинник рухнул под ноги гостей...

Все произошло столь быстро и неожиданно, что люди окостенели от ужаса. А дерзкий взлетел в седло, ударом меча свалил Татуша под ноги коню и крикнул торжествующе:

— Ты получил плату за смерть Оразгула, с-собака! Ты получил плату за мой позор! Я отомстил! Ха-ха-ха-ха!

Только теперь все взоры обратились к всаднику. Оцепенение стало проходить. Но дерзкий уже развернул коня на пятачке и полетел через раскрытые настежь ворота в ночь.

— Лови его! На коней, богатуры!

Ал-арсий, стоявший у ворот, ловкий и гибкий, как пантера, прыгнул, намереваясь схватить скакуна за узду. Наездник сплеча рубанул его яростным клинком и был таков!

Воины СандЖар-хана бросились к коновязям, но у всех лошадей оказались подрезанными сухожилия на ногах.

Горестный вой взлетел к звездам. Каганы поспешно уехали со двора. Покинули дом горя и другие гости. Всех устрашило странное и жуткое происшествие, и все усмотрели в этом какой-то особый зловещий смысл...

По всем закоулкам Итиль-кела и в степи искали дерзкого ал-арсии. Чаушиар-каган выделил для поисков свою черную тысячу тургудов. Тайные доносители повылезали из всех щелей. Только на третий день кагану-беки сообщили, что ночью хан Бичи, известный разбойник и конокрад, видел, как мчался по степи белый конь. Светила полная луна, скакуны у Бичи-хана и его карапшиков были резвыми, и атаман решил перехватить подозрительного всадника. Но белый конь оставил преследователей далеко позади и растворился во мраке.

Тотчас снарядили погоню.

— Далеко ему не уйти, — напутствовал каган-беки Асмид своего визиря Агир-хана. — Бери по три самых быстрых коня на всадника и привези мне удалого карапшика живым!

Два десятка удальцов, обгоняя ветер, ринулись на север по указанному следу. Язык кочевавших в степи табунщиков вел их верной дорогой. На седьмой день Агир-хан и его богатуры увидели труп благородного коня, наполовину съеденный волками. Злоумышленник исчез, и следы его разметал ветер.

Кем был дерзновенный удалец, как его звали, так никто и не узнал...

Воин, пытавшийся задержать неизвестного в воротах, остался жив и даже не был ранен: его спасла добротная кольчуга, кованная в далеком Дамаске. Это был тот самый ал-арсий, который похвалялся зарубить «самого кагана Святосляба».

Татушу досталась горшая участь. Удар булатной сабли пришелся по правому плечу. Рана оказалась глубокой. В бреду вдруг явилось слуге Санджар-хана яркое видение: снежная степь, он гонит в Итиль-кел толпу невольников; побег старого Оразгула и горящий ненавидящий взор уруса; он, Татуш, с размаха хлещет его бичом, а горящие глаза раба прочат ему гибель...

Страх поразил жителей западной части Итиль-кела, и власть имущие не спали ночами, прислушиваясь к зловещей тишине. Стража из особо доверенных богатуров денно и нощно окружала их шатры и юрты. Ни один незнакомец не допускался к степным властителям ближе, чем на десять шагов.

Притих западный Итиль-кел.

Неистово бурлил восточный, многоязыкий и страшный для ханов Итиль-кел — город кузнецов, оружейников, кожевников, строителей и других работных людей.

А посредине острова Ал-Бейда, на стенах белокаменного дворца Шад-Хазара Наран-Итиля, стояли исполины-тургуды с оружием в могучих руках. И золотой диск, ранее ярко блестевший над куполом дворца, светился теперь тревожным кроваво-красным огнем.

4. Путь к пределу желаний

Глава первая На императорском корабле

Легкая, с хищными обводами греческая кондура, вспенивая острым носом встречную волну, стремительно летела вверх по полноводной реке. Гнали корабль вперед десять пар гибких кленовых весел. Скрипели уключины, звенели кандалы на руках гребцов. В крепкие дубовые брусья вделаны невольничьи цепи, и длина их как раз позволяла сделать полный взмах веслом.

Надсмотрщик с длинным бичом в узловатой руке стоял за спинами рабов. Иногда жгут из воловьей кожи вспарывал воздух и тотчас вторил ему звенящий вскрик: у кого-то из лопнувшей кожи брызгала кровь.

Все рабы рослые и могучие. Были тут черные атлеты Африки, смуглые исполины Востока, черноволосые силачи Македонии и Фракии, узкоглазые богатуры Хазарии и желтоволосые могуты-славяне. Кондура царская, и гребцы для нее подбирались не случайно.

Надсмотрщик, сам невольник и поэтому истязатель более безжалостный, чем любой свободный человек в этой должности, зря рукам воли не давал. Не из жалости — калечить живую машину было строго запрещено, она должна работать исправно. Да и побаивался надзиратель: хоть и скованы рабы, а вдруг...