Поэтому вода является для меня во всяком случае вещью и в то же время также образом, примером, символом «нечестивого» духа моей книги, подобно тому как предмет моего анализа, вода крещения, является одновременно настоящей и образной или символической водой. То же относится к вину и хлебу. Людская злоба сделала из этого нелепый вывод, будто омовение, еда и питье составляют summa summarum, положительный результат моей книги. На это я могу возразить только следующее: если все содержание религии заключается в таинствах, если нет других религиозных актов, кроме тех, которые совершаются во время крещения и причащения, тогда, конечно, все содержание и положительный результат моей книги сводится действительно к омовению, пище и питию: что лишний раз доказывает, что моя книга есть точный, верный своему предмету, историко-философский анализ – саморазочарование, самосознание религии.
Я говорю: историко-философский анализ в отличие от исключительно исторических анализов христианства. Историк доказывает, напр., подобно Даумеру, что причащение есть ритуал, относящийся к древнему культу человеческих жертв, что некогда вместо вина и хлеба употреблялось в пищу настоящее тело и кровь человека. Я же делаю предметом своего анализа и редукции только христианское, христианством освященное значение причащения, и согласно своему основному принципу признаю, что источником известного догмата или учреждения можно считать только то значение, какое этот догмат имел в христианстве, но, разумеется, не в современном, а в древнем, истинном христианстве.