Но разумеется, в наше время, предпочитающее образ предмету, копию оригиналу, представление – действительности, иллюзию – сущности, такое превращение является разочарованием и, следовательно, абсолютным отрицанием или, по крайней мере, преступной профанацией, ибо священна только иллюзия, истина же нечестива по существу. В представлении современников святость возрастает по мере того, как уменьшается истина и увеличивается иллюзия, так что высшая ступень иллюзии есть для них в то же время высшая степень святости. Религия давно исчезла, и ее место заступила даже у протестантов иллюзия религии – церковь, имеющая целью внушить невежественной и слепой толпе веру в то, что христианская вера еще существует, потому что теперь, как и тысячу лет тому назад, существуют христианские церкви и соблюдаются все внешние обряды веры.
Вера современного мира есть вера мнимая, не верующая в то, во что она будто верит, нерешительное, недостаточно сознательное неверие, как это неоднократно доказывалось мной и другими. Все отжившее в смысле веры должно жить во мнении людей; все, что перестало быть священным само по себе, должно, по крайней мере, казаться священным. Этим объясняется мнимо религиозное негодование нашего века, века лжи и иллюзии, по поводу моего анализа таинств. От писателя, который заботится не о благосклонности современников, а только о разоблачении истины, – нельзя требовать, чтобы он лицемерил и относился с уважением к простой иллюзии, тем более, если предмет этой иллюзии сам по себе является кульминационным пунктом религии, т. е. тем пунктом, где религиозность превращается в безбожие. Это я говорю для оправдания, а не для извинения моего анализа таинств.