Стремнина

Диспетчер пробормотал что-то похожее на оправдание, и Туранову стало горько оттого, что сотни людей на заводе сейчас страдают от чьей-то дурости и неповоротливости. Знать бы того дядю, который подбросил заводу такую заботушку. Где его искать, кто за него даст ответ? Ну штраф кто-то заплатит, да только не из своего кармана, не из своего. Из того же не бездонного государственного кармана. И в спокойствии будет ломать дрова дальше. Оправдания всегда найдутся.

В кабинете связался с Дымовым. Тот уже был на месте. Узнал, что до Пензы эшелон с металлом дошел вовремя. Сейчас искал следы дальше. Было подозрение, что три вагона для «Тяжмаша» могли уйти с остальными на Купянск. Заказал Купянск и ждет ответа от связистов. Результат сразу же доложит.

Немного полегчало. Когда помощники работали — дышалось легче. Хуже, когда ему приходилось самому подсказывать им тот или иной вариант. Тогда злился, казалось, что на всю громадину существует только один его мозг, что все разнокалиберье цехов и служб тянет только он один, а все остальные только в пристежке. С такими-то зарплатами! Не любил тех, кто не хотел или не мог взять на себя часть ответственности, сваленной на него, директора, а всю жизнь получалось, что только такие его и окружали. Вчера Василь Павлович так и сказал: «А вы в себя вглядитесь, Иван Викторович, ведь с вами в независимости не останешься. Вы ж любого мнете под себя. А раз мнете, так какой же с него спрос: вы берете на себя решения, значит, на вас и ответственность за них. Это ж правда, что вы в любой момент знаете, где находится любая из семидесяти машин транспортного цеха. Правда? А нужно ли такое знать директору завода? Не по воробьям ли все это из пушки, а? Вот и привыкают помощники за вашей спиной».

Потом он про все это подумал и с ужасом обнаружил, что прав Василий Павлович, прав. Ну, не в полной мере, но что-то было в его словах от истины, во всяком случае насчет транспортного цеха. Бутенко годами не бывал в цехах, а он, Туранов, знал, что делается в данный момент на любом участке. А нужно это директору? Не валит ли он на себя непосильную ношу? Не утешается ли он третьестепенным эффектом насчет того, что может уличить во лжи или недобросовестности любого начальника участка, и не уподобился ли он той самой вороне с сыром из крыловской басни, когда упивался растерянностью и изумлением того или иного мастера смены, обнаружив при нем скрупулезное знание положения дел на его участке?

Зашел Сомов. Устало сел в кресло:

— Иван Викторович, что по коллектору ясногорского комплекса? Вчера мы отправили часть узлов… Ребята беспокоятся.

— Отправляйте все, что можно. Берите весь порожняк. Разница в два дня роли не сыграет. Главное, чтобы мы весь комплекс до мелочи отправили не позднее тридцать первого. А ребята пусть не волнуются, премию свою они получат.

— Да не в премии дело, Иван Викторович.

— Ладно, ты тут мне на совесть не капай. Я про этот чертов комплекс уже ночами думаю. За чужие грехи отдуваться. Иди, Вадим Григорьевич, иди… Гони вагоны с территории, да чтоб в документах все было как надо. Перед министром ответ держать. А я с тебя как с заместителя директора спрошу. Понял?

Сомов ушел, а Туранов связался с цехом:

— Слушай, Рудавин, если металл придет сегодня к вечеру, сделаешь коллектор для ясногорского до двенадцати ночи тридцать первого?

— Лучше бы к середине дня, Иван Викторович… Я имею в виду, что лучше бы металл не к концу дня, а к обеду.

— Это не от меня зависит, Рудавин.

— Понимаю, Иван Викторович. Сделаем все, что можно. Людей на аккорд поставим. Лучших сварщиков на казарменное положение.

— Что это за положение на заводе появилось?

— Да это мы так, Иван Викторович. Шутим. Просто лучшие сварщики у нас иногда при аврале часок-другой в красном уголке отдыхают. Три часа поработает — три поспит, а потом снова.

— Ладно, разберусь с твоей казармой… Только после сдачи комплекса. Прошу тебя, сделай коллектор любым путем до двенадцати ночи тридцать первого, чтобы к полуночи его уже с территории вывезли. Это приказ.

Душно что-то. Открыл окно. Сырой ветер кинул на подоконник пригоршню снежинок, зашелестели бумаги на столе. Прикрыл глаза. Ветер туго бил в лицо, словно отталкивал в глубь комнаты. Весна уже чувствуется, а с ней забот полон рот. Или уставать стал, или здоровье поджимает. Не хотелось бы сдавать, ой как не хотелось.

Уже достигнуто многое из намеченного. А радости мало. Больше всего его удручала необходимость отвлекаться на третьестепенные дела, тратить на них силы, нервы, время. Помощники… глянь на каждого, разве скажешь о ком, что лодырь или некомпетентный человек? Нет, не скажешь такого. И все ж именно здесь видел он многие из причин, тормозивших дело. Иные из ближних без приказа и пальцем не пошевелят. Но заменить их некем.

Из памяти не выходил разговор с министром четырехмесячной давности насчет ясногорского заказа. Было это вечером, звонок был нежданным и беседа короткой.