Стремнина

Елена ушла от него, едва только его осудили после смерти Ряднова. Он не искал ее. Осталась она в его памяти только потому, что родила в свое время сына. Где, с кем сейчас она, что думает обо всем происшедшем — таких мыслей у него не возникало. Все покрывал своей жуткой тенью Родион, и связанные с ним годы казались вычеркнутыми из жизни.

Было два существа на свете: сын и Настя. Он лишился их обоих по вине Ряднова. Толик уехал сразу же после ареста отца, и больше Андрей не видел его до той поры, как отыскал его в Ростове. Узнал, что сын заочно окончил институт, и в душе плеснулась радость: знай наших! То, что не сбылось в его жизни, он видел в сыне. А Настя… Настя хоть и жила сейчас одна, — для него путь к ней был заказан.

Можно было бы прийти к сыну и поговорить с ним. Теперь он сам взрослый, должен если не простить, то хоть понять отца. Но боялся проклятой своей жизнью наложить на него черную тень. Иногда в мозгу проносилась шальная догадка: нет, не всерьез отказался от него сын, думает о себе, о жизни своей… А в душе давно простил. С этой надеждой нашел его в Ростове. Подстерег после работы в скверике. Глядел во все глаза на него: молодого, красивого. Шел с ребятами, смеялся. Значит, есть у него друзья, значит, хороший он человек, раз около него люди. Слезы пошли ручьем, замутнело все вокруг, и он чуть не прозевал Толю, тот уже в троллейбус садиться наладился. Схватил за рукав и обмер, когда увидел на лице сына выражение ледяной брезгливости. Хоть бы искорка в глазах сверкнула, хоть бы радость от того, что родителя увидал.

Троллейбус ушел, а они стояли друг против друга. Наконец, Андрей выдавил из себя:

— Здравствуй, сынок…

Толя сказал неожиданно звонким голосом:

— Я вот что вам скажу… Я не сын вам. Прошу запомнить. Я отца своего в войну потерял. Нет у меня отца. И у моего сына деда нет. Вас давно уже нет в моей жизни. И вообще, как вы можете?..

Наверное, он хотел сказать: как вы можете по земле ходить? Это уже потом понял Андрей. А тогда он говорил и говорил:

— На вашей совести несколько жизней. Петрушин, его мать, ваш отец, моя бабушка, Ряднов Василий Васильевич, наконец. Как вы можете после этого считать, что у вас есть сын? Вас нет в моей жизни, я хочу, чтобы вы поняли это. Вы камнем висите и на моей судьбе, потому что я везде должен писать, что отец мой дезертир.

— Прощен я, Толя, прощен… — бормотал Андрей, и слезы застилали ему глаза. — Все по закону… Разрешено мне не писать про давнее, чего ж ты пишешь? Имеешь право…

— А я за тебя вину искупаю. И еще всю жизнь буду платить. Чего тебе от меня нужно? Деньги? На, возьми.. И прошу тебя, больше не приходи. У меня жена, сын. Не приходи.

Он сунул Андрею в руку смятые комком ассигнации и ушел. Уже потом Андрей подумал, что, видно, в этот день получка была, потому что не так просто зараз вынуть из кармана сто тридцать целковых и отдать их. С этой мыслью подстерег он жену сына, в которой сразу же узнал молоденькую доярочку из Голубевки, с которой Толя когда-то гулял. Значит, нашли друг друга. А рядом с ней топал карапуз с белобрысым чубчиком из-под соломенного картузика. Кинулся к ним Андрей, чтоб деньги вернуть, чтобы на внука хоть вблизи глянуть, а невестушка сразу развернулась — и в подъезд. Узнала его тоже. Так и не вышло разговора.

В тот же день исчез он из Ростова. Сел на первый поезд, на который оказались билеты, и уже через три дня работал в рыболовецком колхозе в очаровательном поселке Оля, что на Нижней Волге. За сезон подбил деньгу неплохо. Осенью подумал-подумал и кинулся на Украину. Там всю зиму строил коровник в одном из глубинных колхозов Сумщины.

А жить надо. Вот и сейчас зацепился тут. Надолго ли? Коли б наладилось все, так лучше места не надо. У Фроси ж сыны взрослые, приедут, а тут чужой дядька? Не пришлось бы сходить. И все одно, коль сын по-прежнему настроен, так не миновать ему своей бродяжьей судьбины. Нет такого места на земле, где тепло бы ему сталось.

Надежда все жила. А ну как приедет он когда в Марьевское, а Настя и скажет ему: «Оставайся… Что уж тут?» Да нет, однажды она уже переступила… На всю жизнь запомнит он тот день, и ярок, и небо, опрокинувшееся над ними. Это было один раз, а потом уже все. Наступила осень, а за ней и проклятая зима семьдесят третьего.

С каждым годом все больше и больше овладевал им страх. Сейчас есть сила в руках, а потом? Потом что, в приют? В дом для престарелых? Нет на свете никого, кто поверил бы ему, кто поплакал бы с ним над потерянной жизнью. Вечерами видел он везде ровесников с внуками. А к его внуку дорога заказана, хоть и живет он совсем рядом.

…Пришла собака откуда-то. Стояла над ним, дружески помахивая хвостом. Он протянул к ней руку, и животное доверчиво позволило погладить себя. «Вот она, жизнь», — сказал он, и пес завилял хвостом еще охотнее. Вишь, клонится в компанию. Тоже, видать, один.

Надеялось животное на угощение и, не дождавшись его, неохотно ушло в темноту. И этот свою выгоду ищет. А нет, чтобы просто так, душой чтоб понять?