Стремнина

Ах, Марусич-Марусич! Жив, курилка. Обошли тебя и административные, и прочие грозы. Отгрохал здание конторы какое. Стекло и металл. Как в лучших домах. В коридорах ковры, понимаешь. А в приемной… Да. Вот, встает из-за стола, бодренький, веселый, всегда при настроении. Потолстел, полысел малость, а в основном все такой же бодрячок с перспективой.

— Кого вижу?.. Вот уж не ожидал, а? Иван Викторович, благодетель. Слыхал, что ты к родным пенатам. Правильно, скажу я тебе. Шиповничка не хочешь? У меня всегда запас в холодильнике. В нашем возрасте нужно витаминизироваться. Да. Не мог даже предположить, что ко мне сразу же приедешь. Не веришь, только вчера подумал: надо бы к товарищу Туранову на рюмку, а? С делом, с делом приехал, вижу. А? Может, все ж примем, а? Ну по капле? С шиповником, для расширения сосудов. Говорят, болезнь века.

Туранов выпил, сказал:

— Завтра мне нужно два бульдозера и восемь самосвалов.

Марусич мигнул ласковым голубым глазом:

— Время?

— Две недели.

Марусич перестал улыбаться, скучно глянул на рюмку:

— Это ж невозможно, Иван Викторович. Ты что, хочешь, чтоб меня сняли?

— Давно пора, Георгий Михайлович, только ты вечный ведь, а? Это мы, грешные, как что, так в расход. А ты вечный.

Марусич коротко посмеялся:

— Пятьсот килограммов алюминиевого уголка ссудишь?

— Дам двести. Знаю я тебя, всегда просишь вдвое больше.

— Ладно. И тонну железного. Пятерочки.

— Тоже двести. В связи с моей репликой на ходу увеличил.

— Оплату сделаешь как?

— Только по закону. За смену бульдозер — двадцать четыре рубля. Грузовики — по тонно-километрам.

— Концы большие?

— Не выгадаешь. В городе.

— Ох, на проигрыш иду. Только не хочу дружбу с тобой кончать. Ты ж бешеный. Откажи тебе — потом не обращайся. А я на тебя надежду во какую имею. Ладно. Оставлю своих геологов на полмесяца без транспорта. Пусть итоги подводят. Только на две недели. Ни часа больше. Слово?

— Ты ж меня знаешь.

— Так я завтра за уголком пришлю… С чековой книжкой. А?

— Присылай. Вот Семен Порфирьевич решит.

На обратном пути думал о том, что в список, который повезет в Москву, нужно включить специальную технику: в подсобном хозяйстве столько строить, и если не иметь своей техники — пропадешь. Такие, как Марусич, разденут завод. И еще вот что: расширить возможности заводского управления капитального строительства. Чтоб хватало сил и на жилье, и на промышленное строительство, и на подсобное хозяйство. А иначе…

— Ну-ка, Дима, на Парковую меня отвези. Высадишь, а Семен Порфирьевича на завод. Сам езжай в гараж. Позову.

Парковая. Первые жилые дома завода начинались здесь. Когда-то на этом месте была сельхозвыставка, потом площади передали заводу для застройки. Тут пока еще были и приземистые двухэтажки, и четырехэтажные дома, казавшиеся сейчас гигантами. А город уже подступал к микрорайону крупными зданиями, и Туранов знал, что заводскому УКСу городская архитектура уже задавала вопрос: есть ли возможность повысить этажность в этих домах? Все правильно, центр города. А если б не так, то можно было бы оставить этот первый заводской микрорайон таким, какой он сейчас. Оставить как памятник первым победам, первым новосельям только что созданного завода. Интересно, там же живет старик Кушкин или уже переехал? Впрочем, навряд ли. Никто ему при Бутенко конечно же новой квартиры не предлагал. Да и сам он навряд ли просил.

Гусленко, видимо, очень хотел задать вопрос о цели его остановки здесь, но счел, видно, не совсем удобным. Так и уехал.

Во дворе возились малыши. Хорошая детская площадка. Тополя вымахали выше крыш. Только какой дурак разрешил городить здесь гаражи? Пусть не капитальные, а железные. Воздух от этого не будет чище. Надо бы поинтересоваться.

Где же этот дом? Ага, наверное, вот он. Стоял он раньше с края. Теперь тут отгрохали магазин. Хорошо. Людям близко.

Кушкин. Артем Семенович Кушкин. Художник, даже не мастер, а художник инструментального дела. Уже тогда он был в годах. И бригада у него из таких же мужиков, с которыми ладить было не так уж легко, зато если брались за что-нибудь, то уж сомневаться не приходилось. А сам бригадир — ас. Вчера Туранов прошелся по их участку. Ни одного человека из кушкинской бригады. Спросил у рабочих. Оказывается, последний «мамонт» ушел на пенсию два года назад. А сам Кушкин, как выяснил Туранов, жив-здоров, бегает по утрам не то в быткомбинат, не то в промкомбинат. В общем, прирабатывает.