— Коли надо, так что? Мы ведь заводские. Четверых возьмешь? Саню Бурлакова не уговорю: ноги у него отекают. Как колоды. А сам, Назаренко, Костюшин и Дудков — мы послужим. Завтра с утра и будем. Только скажи Куркову, что не гостями на завод идем, не гостями. А то в прошлый раз пришли на торжественное, а он мне и говорит: «Ты, Артемыч, что-то редко в гости заходишь». Хотел я ему сказать, да не поймет же все одно.
— Не будет проблем, Артем Семенович. Приносите завтра фотографии, сразу и пропуска оформим.
Кушкин засуетился. Побежал в другую комнату и вскоре вернулся оттуда уже в уличной одежде:
— Пойду к Сане. Ты извиняй, Иван Викторович, не угостил тебя ничем. Дела надо делать. Коль поручил командовать, так уж извиняй, я не привык времени даром терять. Ребят зараз обегу. Чтоб завтра орлы были как на параде.
Туранов усмехнулся про себя. Нет, не пустое дело затеял он со стариками. Пацанам на заводе не нужны деляческие идеи. Им нужна вера в завод, в то, что он станет их опорой на всю жизнь. И в этом ему помогут старики, эти самые старики, которых Бутенко выпер из цехов при первой же возможности. Не понял, что они — мостик между поколениями. А он разрушил все мосты.
Медленно шел по улице. Уже запуржило липким тополиным пухом. Ветер бросал его прямо в лицо, и в пору было надевать очки. Солнце высвечивало цветные стекла на витрине магазина, а у будки мороженщика на углу трое мальчишек старательно высчитывали наличность из всех карманов, собирая на эскимо.
В пятницу будет неделя, как он на заводе. До конца месяца осталось ровно тринадцать дней. План надо сделать любой ценой. Это психологический фактор. Нужно, чтобы люди на заводе знали: Туранов пришел и теперь будет порядок. Сегодня с утра он собирал начальников всех служб, и они определились, как вылезти. Только бы не подвели цеха.
Когда-то один знакомый, еще не полностью понявший его характер, спросил: «А что, Иван Викторович? Вот если б вас, командира производства, взяли и назначили командовать полком в армии. Без предварительной подготовки, без учебы? Потянули бы?»
Хитрец. Он хотел узнать, в какой степени он, Туранов, уверен в себе. Может, и нескромно было тогда, только он ответил коротко:
— Полагаю, что даже дивизию осилил бы. Нашлись бы люди, что помогли специфику освоить, а главное ведь не в том, когда ложиться, а когда вставать в атаку. Главное — с людьми.
Это было давно. Может быть, сейчас он ответил бы чуток иначе. И все равно. Он готов ко многому. Сейчас, в пятьдесят, он может горы свернуть. Он шел к этому времени почти всю жизнь. В прошлый заход здесь, на заводе, чего-то не хватило. А теперь он готов к тому, чтобы совершить задуманное и осмысленное годами. Еще не ушли силы, но есть уже мудрость.
10
Воскресенье выдалось дождливым. К вечеру Николай сделал все домашние дела. Пришел младший Сучков — Ленька, принес магнитофон. Что-то со звукоснимателем. Провозились около часа. Вроде наладили. Парень пошел домой, а Николай включил телевизор, вышел на веранду, крикнул соседу:
— Ну ты, вояка, чего ж не приходишь? Хвастал ведь.
Сучок вылез из-за сарая, отложил в сторону вилы, обеими руками разгладил на почти лысой голове клочки редких седеньких волос:
— Зараз приду. Ишь ты, раздухарился. Ну гляди, Коля.
Маша возилась на кухне, иногда поглядывая на телевизор. Мужики расположились на веранде, неторопливо расставляя фигуры на шахматной доске. Сучок начал было рассказывать про то, какую щуку залучил в прошлый выходной Сашка Каллистратов, и тут на веранду вышла Маша:
— Коля, иди глянь… Никак про тебя…
И лицо ее было то ли встревоженным, то ли обрадованным, этого Николай так и не понял. Они с Костей вскочили в комнату, как молодые, и Сучок сразу же к дивану. Николай остался стоять у порога, не отводя глаз от лица человека, отвечавшего корреспонденту телевидения. Это был худой мужчина с коротким седым ежиком волос, в больших роговых очках, улыбка стеснительная иногда, в такт словам он взмахивал левой рукой, а правая была менее подвижной, и человек держался ею за борт пиджака:
— …я это, как говорят по-русски, не знаю… это, я целился фауст против русский панцерн… да, танк. Я стрелял, был очень сильный толчок в грудь… Там сидело много русский зольдат. Я видел: танк горел, я попал в это… гусеница. Потом меня схватили зольдат. У них были очень решительные лица, я понимайт… это враг. Сейчас я понимайт все… Криг… война. Человек идет против человек, хотя человек должен дружить с другой человек…
Хорст. Неужто тот самый пацан, который выскочил навстречу их десанту в Шнайдемюле? Грязные руки, мышастый мундирчик, глаза затравленного зверька. Купцов тогда рвался к нему, и не встань на его дороге Николай… Танк только из ремонта, через бой прошли, а тут… Если б фаустом зацепило кого из ребят, не остался бы целым этот самый Хорст. А Купцова оглушило в танке. Хорошо, что ребята вылезть успели. Здоровенный Купцов в драном комбинезоне стоял над мальчишкой, и Николаю с великим трудом удалось остановить в воздухе его могучий кулачище.