Стремнина

— Делать-то что? Они завтра же все с радостью пассажирами электрички станут. Тебе с такого дела легче будет?

Рокотов сел на стул около Куренного, сложил руки перед собой:

— Знаешь, думал я… Иной раз ночами сна нету: куда идем? Человеку нашему во сколько дадено: учись бесплатно, захочешь на курорты — тут тебе тоже поддержка и блага, крикнул на тебя начальник в сердцах, а уж за твоей спиной грозный профсоюз: как так смеешь основную ячейку, производителя, понимаешь, материальных ценностей обижать? Основной массе народу тут все понятно: своя власть, защита. А есть такие, что при всем таком для себя гребут… Да меня зараз как хочешь обидь, я в бега от земли не уйду. А уходят либо те, кому несподручно тут оставаться, кто в городе видит житуху полегче, или другие, кто видит непорядок в селе и душой его не принимает. За первых нам и держаться не надо, не наши они, нехай идут куда хотят. А вот за вторых мы с тобою в ответе… Да не гляди ты на меня, как Ленин на буржуазию, правду говорю… Душой люди болеют, что порядку у нас тут нету. Веру в село теряют. Оно ж как ведь? Жизнь одна, и каждый прикидывает: куда годы свои приспособил? Ежли к путевому делу, так и детям в глаза не стыдно глядеть. А ежли просто так — умный человек от позору бежит, чтоб к самому себе уважение иметь. Вот как я все по-понимаю. А ты все по копейке ладишь. И Платон, он же у нас секретарь парткома, комиссар, а ты его в заместителях председателя держишь, а не в партийных вожаках. Он по навозу, да по сенозаготовкам у тебя, да по транспорту… А собрания все вроде посиделок: тишь да благодать. Вот соберусь да на очередном собрании все выскажу, чтоб вам обоим с ночку не поспать. А то гляжу, ты и вес прибавлять начал, хоть и молодой совсем мужик.

Куренной засмеялся:

— Ну и язва ты, Николай Алексеевич… Уже и до веса дошел. Ладно, критикуй. Слышь, Анатолий Андреевич, уже и до комплекции моей товарищ Рокотов добрался. Много, значит, сплю или в три горла употребляю калорийную пищу. Так тебя понимать, что ли?

Кулешов встал и ломким голосом сказал:

— Я совершенно согласен с Николаем Алексеевичем… Так дальше нельзя. Пусть в другое время, но уборка… Сейчас все село смотрит, и не одно село, уверяю вас… Если все сойдет как было до этого, я не удивлюсь, если завтра не начнется еще что-либо вроде свадьбы или подобного ей торжества.

— Что ты предлагаешь? — Куренной, сбычившись, глядел на инженера, и шея его наливалась нездоровой малиновой краской.

— Предлагаю вот что: собрать завтра после работы собрание механизаторов и поговорить с Курашовым.

— Не пойдет! — Рокотов постучал кулаком по столу. — Если хочешь, я тебе скажу, Анатолий Андреевич, что будет. Хиханьки да хаханьки, потому что почти все на той проклятой свадьбе были. Что ж ты думаешь, если человек в гостях рюмку выпил, так он завтра тебе хозяина будет крыть за то, что ту самую рюмку ему поднес? Да ни в жисть. Нет, не дело это.

— То-то я и говорю, — оживился Куренной, — не то вытанцовывается. Не то.

— Мужик-то он, Курашов, что надо, — будто про себя, медленно произнес Рокотов, — а так оставлять не надо… Ах, Федька. Черт его с этой свадьбой. И я не подсказал. Был же там. Нет, чтобы сказать ему: гляди, ты это дело не растягивай.

— И послал бы он тебя куда подальше, — гоготнул Куренной.

— Уже послал.

— Да ну? Вот видишь? Федор — мужик, который себе цену знает. С ним плохо шутковать. Уйдет.

— Ну что ж, — сказал Кулешов, — коли уйдет, так держать его смысла нет. А наказывать надо.

— На партсобрании бы, так беспартийный. — Рокотов не мог найти выхода, и это мучило его.

— Нужно объявить строгий выговор и несоответствие занимаемой должности… Это ударит по самолюбию и в глазах людей будет позорным. — Кулешов упрямо не хотел отступать, и это, судя по всему, бесило Куренного. Уж Рокотова, куда ни шло, терпеть приходилось, но вот этот юный петушок, отысканный председателем на пятнадцатых ролях в большой конторе и взятый в надежде на управляемость и работоспособность, этот петушок нынче впервые показал зубы, а ему, Куренному, и так приходилось слишком многих слушать и делать свое.

— Напугаешь его несоответствием, — хмыкнул председатель и насмешливо поглядел на инженера, — тут не армия, тут колхоз, уважаемый Анатолий Андреевич. Разница большая. Тут каблуками не щелкают, тут начальство посылают иногда далеко-далеко… И на должность не глядят. Ладно, объявим выговор и прочее, только Федора нам, значит, придется терять. Ты к этому готов, инженер? Чтоб не плакал потом.

— Можете считать, что готов. — Кулешов сказал это твердо и уловил на себе одобрительный взгляд Рокотова.

— Тогда ладно. Завтра заставь Федора писать объяснительную. Пусть сочиняет. А потом уж приказ будет.

— А если откажется писать?

— Тогда и без объяснительной выговор объявим… — Куренной вдруг подумал, что затея с выговором может облегчить неизбежный разговор в райкоме: меры приняты, хоть случившееся подходит под разряд чепе и без реакции района навряд ли обойдется.