Стремнина

Она замерла у него под рукой, а он думал о том, что главная его ошибка состояла в том, что не сбежал от нее после первого же месяца знакомства. А теперь никуда он не денется от нее, потому что если б предъявляла она на него какие-либо права, то сбежал бы. Иллюзия свободы сгубила не одного из нас, подумал он, ловя себя на мысли, что эта горькая истина почему-то не пугает его, не бросает в панику от угрозы потери свободы. Как-то постепенно и незаметно вошла она в его жизнь, и изгнать ее теперь будет совсем нелегко, если не невозможно. Она уйдет, если он ей скажет, характер у нее есть, но все дело в том, что будет потом? Как жить без нее? Когда-то в Сибири, в поисках романтики, встретил он девятнадцатилетнюю лаборантку Катюшу. И даже когда вынужден был уехать из геодезической партии, они переписывались. В армию приходили от нее замечательные письма. А потом она коротко сообщила, что вышла замуж. Подробностей он не знал и знать не хотел. Потом у него были встречи с женщинами и постепенно он проникся убеждением, что так может быть всю жизнь. Он легко встречался с ними и легко расставался. А потом в один из приездов к отцу, уже студентом пятого курса университета, прочитал пришедшее в его отсутствие письмо от Катюши. Что-то не сложилось у нее, развелась. Сообщала, что в июле будет в Москве, написала адрес, по которому ее искать. И везде добавляла: «Если есть желание». Память о ней оставалась у Эдьки самой святой, пока еще не тронутой, единственной ценностью, которая могла его примирить со странным и непонятным для него женским родом. И, после колебаний и сомнений, он решился поехать по указанному адресу, и они встретились. Она очень изменилась. В первые минуты Эдьке казалось, что он ошибся, что к нему пришла на встречу совсем другая женщина. В ней почти ничего не оставалось от той давней Катюши: озорной, смешливой, готовой поддержать любую, самую неожиданную выходку. Перед ним стояла изрядно уставшая женщина с грустными глазами, еще не начавшая увядать, но уже, видимо, израсходовавшая изрядную часть житейских сил на борьбу с судьбою. Они говорили о пустяках и старались не смотреть друг на друга, потому что между ними было очень много недосказанного и они оба боялись, что собеседник может прочесть это недосказанное в глазах другого. Они договорились встретиться еще раз, и он пришел на квартиру к ее знакомой с бутылкой шампанского. Знакомая посидела для приличия минут десять и торопливо ушла, оставив их наедине. Они говорили о каких-то совершенно посторонних вещах: о засухе, о новой железной дороге в Сибирь, об астраханских арбузах, которых нынче много в Москве. Когда он засобирался в общежитие, она положила ему руку на плечо и сказала тихим голосом: «Я тебе совсем не нравлюсь? Да?» Он остался на всю ночь и перед рассветом убеждал ее выйти за него замуж. Она покорно лежала рядом, положив голову на его плечо, и он чувствовал на коже горячие слезинки. «Да-да, — говорила она, — конечно, я останусь… Да. Это просто. И к ребенку ты привыкнешь. Да, я согласна с тобой… Ты всегда был умницей». Вечером следующего дня он приехал снова, и подруга ее, пригласив его в комнату, сообщила, что она уехала еще днем и не велела давать ему адрес. Хозяйка квартиры, уже немолодая нервная женщина с крашеными рыжими волосам, сидела напротив него и говорила по-учительски назидательно: «Я ее одобряю… Она позволила себе получить то, о чем мечтала. Она хотела, чтобы вы остались в ее памяти болью… Вам, мужикам, трудно понять, почему для женщины важнее сладкая боль, чем гнусная действительность. Вы просто самцы… Да-да. Я одобряю Катю». Несколько дней в его душе была щемящая пустота, потом все прошло и осталось убеждение в том, что Катя поступила правильно. Несколько лет в адрес отца приходили от Катюши поздравления без обратного адреса. По открыткам он мог судить о сложности ее жизни. На них были штемпели Якутска, Хабаровска, Биробиджана, села Хороль в Приморье. Потом все кончилось, и вот уже три года никаких писем не было. Время исправляло всё. В Урюпинске он получил двухкомнатную квартиру и маялся от тоски. Затеял было розыск ее, но потом раздумал. Смысл его поступков диктовался сиюминутным настроением, взрывом эмоций и всем чем угодно, кроме разума. Иногда ему приходила мысль выйти на улицу и предложить руку и сердце первой встречной женщине. Раз все они одинаковы, думал он, не лучше ли связать брак с каким-либо поступком, который потом хотя бы можно было вспоминать. Хорошо, что эти взбрыки не получили житейского воплощения.

Уже приехав сюда, он встретил Надю. На какой-то вечеринке ему представил ее приятель. Иногда он жалел о той встрече, иногда оправдывал ее. Связывало их немногое. Надя прекрасно понимала это и не питала иллюзий. Через год он попытался прекратить встречи и затосковал после первой же недели.