Сорокина не без некоторого смущения показала Наташе свой альбом и большую пачку фотографий. В альбоме были наклеены снимки каких-то мальчиков и девочек, многие из которых были Наташе не знакомы. В двух-трех фотографиях Губина узнала своих одноклассниц — подружек Нины. Была здесь и фотография Евстратовой, увидев которую Инна несколько смутилась.
Как-то, прошлой зимой, по настоянию Нины Сорокиной Инна подписала под снимком стихи:
Теперь Инне ее стихи показались глупыми и мещанскими. В альбоме было немало подобных стишков — как самостоятельного произведения, так и списанных откуда-то.
Рядом с фотографией Инны в альбоме красовалась сводная картинка — розочка. Особенно подчеркивал безвкусицу голубок с конвертом в клюве. Инна ожидала, что Наташа высмеет голубочка. Но Наташа вспомнила, что и сама когда-то занималась такими же глупостями. Это решительно пресек отец, объяснив ей всю пошлость подобных стишков и открыток.
Удержалась Наташа от смеха и тогда, когда стала просматривать стопку фотографий. Сколько она их ни перекладывала, со всех на нее смотрел артист Лемешев.
Нина, видя, что Наташа рассматривает ее коллекцию внимательно и не расположена ее высмеивать, как другие, решила похвастать. Она перевернула одну из фотографий и показала автограф Лемешева. Подпись была сделана вечным пером, видимо наспех, а последние две буквы расплылись нежно-голубым пятном.
— Дождь шел. Капнуло, — объяснила Нина и, к великому неудовольствию Евстратовой, стала рассказывать о том, каких больших трудов ей стоило добиться этого автографа.
— Понимаете, если б я одна! А то много нас. Все девчонки большие, сильные. Стоят около самого подъезда и меня отталкивают. Он вышел из двери — и к машине. Мы кричим: «Сергей Яковлевич, подпишите!» А он и слышать не хочет… Я его около машины нагнала. Никому не подписал, только мне! Наверно, потому, что я меньше всех была. «Ладно, — сказал он мне. — Не мерзни ты здесь, глупая!»
— И правда, глупая, — сказала Наташа.
Наташе представился вечерний театральный подъезд, около которого толпятся поклонницы. Она и раньше слышала, что есть такие. И вот перед ней одна из них. Наташа удивлялась тому, как поклонение таланту может принять такую уродливую форму.
Что ответить Наташе, Нина не знала.
Инна понимала, что, дружа с Сорокиной, она косвенно одобряла это Нинино увлечение. И все-таки упрекнула ее:
— Правда, Нинка, глупо! Ну, для чего ты собираешь его карточки?
Сорокина посмотрела на Инну с укором: «Что ж ты раньше так не говорила?» Нина сочла это за второе предательство, и, если бы не Наташа, шаткий мостик, переброшенный в этот день между рассорившимися подругами, мог бы рухнуть.
— Я понимаю, Нина, — сказала Наташа, — можно любить оперу, ходить в театр, самой заниматься музыкой. Ну, а какой толк в том, чтобы так бездарно терять свое время и не давать житья бедному артисту? Ты думаешь, вы ему не осточертели? А ты сама на чем-нибудь играешь или поешь?
— Нет, — призналась Сорокина. — Пианино у нас нет, а без пианино…
— Слушай, Нинка, — загорелась Наташа, — может быть, у тебя слух хороший? Способности есть? Давай попробуем заняться музыкой.
От такого предложения Нина пришла в восторг.
«Как это я тоже не догадалась?» — подумала Инна и предложила:
— Заниматься можно у меня. Полдня пианино свободно.
Провожая до дверей подруг, Нина с теплотой думала о Губиной, которая предложила ей свою помощь.
— Да, Нина, — уже на лестничной площадке вспомнила Наташа, — мы сейчас с Инной к Фатею за чертежами идем. Хочешь с нами? Ты бы только знала, как радуется Васин отец, когда кто-нибудь новенький приходит! Знаешь, какое для него это важное дело!
— Я давно хотела, — тихо ответила Сорокина. — Да вот она не хотела… — кивнула она на Инну. — А сама…
— Ладно, — примирительно сказала Наташа. — Кто старое помянет, тому глаз вон.
Глава пятьдесят пятая
Сбор отряда был назначен на восемь часов вечера. В актовом зале проводить его не стали, потому что отряд затерялся бы в столь просторном помещении. Пионерская комната была маловата, а класс — неуютен. И выбор пал на библиотеку. Там имелось достаточно стульев, столы можно было сдвинуть и на них поставить стенд. Рядом со стендом прикрепили стенную газету, в выпуске которой Олегу помогала Вера Кошкина.
Ребята собрались пораньше, и совет отряда выслал в вестибюль дежурных — встречать гостей.
Вообще-то академик считался главным гостем, а отец Наташи — председатель колхоза — особенно никого не интересовал.
Окунев приехал раньше Губина. Он не спеша вышел из машины, и она, прорезав огненными ножами фар темноту ненастного вечера, скрылась вдали, весело помигивая красными фонариками.
Ребята бросились к Игнатию Георгиевичу.
— Здравствуйте, молодые люди! — весело сказал он и, снимая широкое старомодное пальто, спросил: — Где распорядитесь оставить?
Несколько рук подхватили пальто, двое мальчишек поспорили из-за трости. Какому-то счастливцу досталась шляпа.