Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

Я огляделся:

– А где наши славянские братья?

– Ушли, – сказал Васька, хитро улыбаясь. – Хвастаются слишком много. Вот мы с тобой не хвастаемся. Мы – скромные люди. А они хвастаются. Я и сказал им, чтоб шли хвастаться к своим.

– Перед своими они уже нахвастались, – предположил я. – Теперь взялись за нас. А что с нас взять? Мы – люди нордические. Болтовней нас не прошибешь.

Со стороны бассейна раздавалась народная музыка, иногда прерываемая бурными аплодисментами. Мимо пробежали девушки в пестрых сарафанах, с буханками хлеба и свернутыми рушниками под мышкой. Они опаздывали на выступление.

– Гопак смотреть будем?

– Пойдем лучше накатим. – Васька не любил художественной самодеятельности.

На подходе к палатке нам попался седой старик в серой униформе с сине-желтой нашивкой на рукаве. На голове – фуражка-петлюровка с V-образным вырезом спереди. Грудь – в медалях и орденах неизвестного происхождения.

– Хайль Гитлер, – сказал ему Вася приветливо, но ветеран смущенно отвернулся, не зная, как реагировать. – Хенде хох, – добавил Вася, и на этом его знания немецкой речи исчерпались.

Старик улыбнулся и продолжил путь в сторону концерта. За ним трогательной стайкой семенили несколько подростков в такой же форме, но уже зеленого цвета.

– Гитлерюгенд, – прокомментировал Вася. – Звери воспитывают зверьков. Когда-нибудь десантируются в Полесье.

Вечером мы пошли на танцы. Накал национальной страсти еще не ослабел. Народ плясал коломыйку и казачок. Когда мы подошли, несколько парней отплясывали вприсядку, кувыркались и отжимались от пола. Девушки стояли полукругом и хлопали в ладоши. Вскоре они взялись водить быстрый хоровод: босые, стройные, в коротких юбках. Мы с Васькой моментально заинтересовались украинской культурой.

– У меня в Москве есть подружка, – сказал Василий. – Проститутка из Винницы. Такая нежная, послушная. Я, когда приезжаю туда, живу с ней как с женой. Компанейская баба. Настоящий друг.

На сцене появился вокально-инструментальный ансамбль. В белых рубашках, одинаковых серых брюках парни походили на эстрадников советских времен, выступающих в сельском клубе. Первым делом заиграли «Червону руту». Без прелюдии. Сразу с места в карьер. Публика оживилась. «Рута» пользовалась здесь популярностью. Мы с Василием немного поломались в незатейливом шейке, но скоро устали от нелепости и однообразия движений. Западенцы, как более темпераментные люди, веселились на всю катушку. Тряслись. Подпевали. Мы с Васькой потоптались немного на этой дискотеке и уже собирались было накатить еще по сто пятьдесят, как заиграла медленная музыка. Василий пригласил девушку, на которую уже давно косился. Черненькая, с короткой стрижкой, она больше походила не на украинку, а на француженку. Девушка, которая приглянулась мне, ушла танцевать с Анваром. Я вышел с танцплощадки и сел покурить на лавочке. Вокруг шелестела украинская и британская речь, мешаясь иногда в какое-то немыслимое эсперанто. Звенели цикады, рыдали гитары. У стволов деревьев прижимались друг к другу влюбленные парочки. Я им завидовал.

Василий вернулся минуты через три, раздосадованный и злой.

– Мы попали, – сказал он. – Танцевать со мной она отказалась, когда узнала, что я из Москвы. Говорит, с кацапами нельзя.

– Прямо так и сказала?

– Прямо так и сказала.

– А почему ты не представился Тынисом Мяги?

– Потому что здесь уже все знают, что мы москали, – пробормотал Васька растерянно. – Все знают. Знают, где наша палатка. Знают, что и в каких количествах мы пьем. Показывают на нас пальцем. Они нас вычислили. Мы как белые вороны здесь. Любовь отменяется…

– Может, я попробую?

– Нет, не попробуешь, – отрезал Вася. – У них там все распределено. Каждой твари по паре. Мы сегодня точно огребем здесь по полной. Они втопчут нас в грунт. А у меня выходной. Пойдем накатим.

Я помнил Васькину драку в одном из русских кафе в Нью-Йорке. К нему за столик присел хлопец из Украины и после недолгих наблюдений сообщил Васе, что тот кацап. А ты хохол, отпарировал Василий. А ты кацап, упирался сосед. Тогда Вася поднялся и взял его за лицо. Подержал и начал катать по столикам. Подоспели братья – Андрей и Олег, – взявшие под свою опеку остальную украинскую культуру. Больше их в это кафе не пускали. Андрей прошлым летом умер. Смерть матери и брата заставила Василия быть серьезней.

Мы сели у костра, лениво комментируя происходящее. Мы с Василием были чужими на этом празднике жизни. Я вдруг почувствовал абсурдность происходящего, его карнавальную сущность, не имеющие никакого отношения к таинству этих индейских гор. Темнота сгустилась донельзя, нагнетая страх. Мы были зажаты вечным лесом и вечными горами, и я представил себе, что ирокезы вернулись и сейчас подбираются к нашему лагерю с топорами и ножами. Идут отомстить, снять скальпы с бледнолицых пришельцев. И змеи копошатся у них под ногами. И прирученные волки указывают им путь. Я представил себе, как загорятся деревянные постройки, сувенирные лавки, деревянная церковка.