Стрижи

В общем и целом этот город всегда казался мне вполне подходящей сценой для моей жизни. Есть, разумеется, города поинтересней, поудобней и покрасивей, которые к тому же лучше управляются, но есть города и хуже нашего. У меня неплохие отношения с родным городом, по крайней мере с некоторыми его частями, которые сыграли какую-то роль в моей биографии. А вот Хромой судит о нем сурово.

Стараясь идти по тенистым тротуарам, я остановился только один раз – возле кафе-мороженого на улице Лучана (едва я увидел вывеску, как тот мальчишка, который до сих пор живет у меня в душе, сразу отодвинул в сторону меня взрослого), потом дошел до Маласаньи, где часто бывал в юности.

Асфальт дышал жаром как раскаленная печь. Вокруг было мало людей и меньше, чем обычно, машин. Но ближе к вечеру зной стал ослабевать, и на террасах некоторых кафе, у некоторых магазинов появилась публика – это были люди разных возрастов, размеров и разного цвета кожи, и я, глядя на незнакомые лица, спрашивал себя, что связывает меня со всеми этими двуногими. За какую такую вину я обязан быть чьим-то современником? Скорее всего, большинство пешеходов принадлежит к одной со мной национальности, но для меня это почти ничего не значит. Человек живет на каком-то куске планеты, по капризу судьбы становится испанцем, ирландцем, аргентинцем – кому что достанется, и якобы должен испытывать некий патриотический восторг, нет, не всечасно, как мне кажется, поскольку слишком сильные страсти страшно утомительны, но время от времени – скажем, когда звучит гимн, или наш спортсмен завоевывает золотую медаль, или соотечественнику присуждают Нобелевскую премию.

На улице Сан-Андрес перед домом стоял контейнер для строительного мусора. Два покрытых белой пылью каменщика разговаривали – на румынском? – рядом с ручной тележкой и сбрасывали туда пепел от сигарет. Я же, сделав вид, что здесь живу, спокойно вошел в подъезд – первый с открытой дверью встреченный мной за все время прогулки. «Молескин» не лез ни в один почтовый ящик. И мне пришлось буквально втиснуть тетрадь в щель одного из них с табличкой «Э. Кольядо». Интересно, мужчина это или женщина? Эрминио или Эрминия? И сейчас, занимаясь своими каждодневными никчемными заметками, я не могу отделаться от вопроса: что сделает сеньор или сеньора Кольядо с тетрадью, исписанной философскими цитатами.

Возвращаясь по Гран-виа и улице Алькала, я чувствовал явное облегчение. Обливался потом и хотел пить – это да, зато у меня было ощущение, будто мозг мой перезагрузили. Было странно пройти мимо «Дома книги» и не зайти туда, чтобы глянуть на прилавки. Но ведь я уже давно перестал пополнять свою библиотеку, и новинки меня не интересуют. Дома я под душем смывал не только липкий пот – казалось, струя воды очищала меня и от книжных наслоений, от идей и концепций, от фраз и афоризмов, которые на самом деле никогда и ни для чего мне не пригодились, разве что изредка помогали произвести впечатление на какого-нибудь доверчивого простака.

Я не пошел в привычный час в бар Альфонсо, потому что мне лень было одеваться и снова терпеть жару, болтливость Агеды и горькие жалобы Хромого.

Пустота. Не боль, не терзания и даже не всплески экзистенциальной тоски, хотя в последнее время, где бы я ни был, куда бы ни шел, сразу начинаю умирать от скуки.

Наверное, живу уже чисто по инерции – только потому, что дышу.

И считаю дни. Вроде бы их осталось мало, но мне кажется, что все-таки еще слишком много.

20.

Несколько дней подряд я звонил по номеру, указанному в объявлении, но никто не брал трубку. Вчера, вернувшись с длинной прогулки, попробовал снова – и мне повезло. Я объяснил, где нашел номер телефона, как она просила на своей странице web, а потом в нескольких словах – с какой целью к ней обращаюсь. Сказал, что готов заплатить согласно ее тарифу, если будет выполнено мое необычное желание. Под портретом было написано: начиная от ста евро. Кто-то, конечно, согласился бы выполнить то же самое за гораздо меньшие деньги, но мой план предполагал именно такие черты лица, какие были у этой женщины лет примерно тридцати. Она сразу же и довольно сухо, во всяком случае, мне показалось, что сухо, предупредила, что делает все, кроме греческой любви.

Как я понял по акценту и некоторым речевым ошибкам, испанский для нее не был родным языком. Она заученно (чем напомнила куклу Хромого) сообщила, что, прежде чем согласиться иметь дело с новым клиентом, обязательно назначает ему встречу в парке «Батериас», чтобы познакомиться (или приглядеться к нему), и только после этого решает, пустит его в свою квартиру или нет. Плата, разумеется, до секса – наличными или карточкой Visa. Все это она объяснила с ошибками, но вполне доходчиво.

Я без колебаний принял такие условия, в целом объяснимые заботой о собственной безопасности. И сказал, что она сразу убедится, что я человек воспитанный и чистоплотный. Мои слова были оставлены без комментариев. На ее месте я тоже не проявлял бы чрезмерной доверчивости.