Читаем «Строгая утеха созерцанья». Статьи о русской культуре полностью

Имя Светлана является одним из выдуманных литературных имен второй половины XVIII – начала XIX в. с положительной эмоциональной окраской (типа Милана, Прията, Милолика, Добрада, Блондина, Любим и др.)[1616]. Впервые употребленное А. X. Востоковым в «старинном романсе» «Светлана и Мстислав» (1802), имя Светлана было использовано Жуковским в одноименной балладе (1812), имевшей у читателей такой успех, что вскоре после создания она превратилась в хрестоматийный текст. Уже в 1820 г. она была включена Н. И. Гречем в «Учебную книгу по российской словесности» и впоследствии, вплоть до революции 1917 г., входила практически во все школьные и гимназические хрестоматии[1617], что сделало ее общеизвестной.

Следствием этой популярности баллады и обаяния созданного в ней образа героини стало возникновение в литературе, фольклоре и жизни образов-двойников Светланы, а также ее портретных изображений. В качестве антропонима имя Светлана начинает функционировать еще в 1810‐е гг., став вторым именем Александры Протасовой (Воейковой), которой Жуковский и посвятил свою балладу, прозвищем самого Жуковского в среде арзамасцев, а также именем ряда женских персонажей литературных произведений. С середины XIX в. круг объектов, названных именем Светлана, расширяется: оно присваивается морским судам (винтовой фрегат «Светлана», крейсер «Светлана»), пансионатам, промышленным предприятиям и т. п.

Однако поскольку в святцах это имя отсутствовало, то в качестве официального личного имени Светлана в течение долгого времени не функционировала. Родителям, желавшим иметь дочь Светлану, приходилось крестить девочку другим именем, в то время как Светлана использовалось как имя домашнее, неофициальное[1618]. И такие случаи не были единичными.

После Октябрьской революции авторитет святцев был поколеблен, что спровоцировало в обществе неслыханный «антропонимический взрыв», следствием которого явилось существенное увеличение количества употребляемых имен – иностранных, литературных, древнерусских и выдуманных[1619]. Большинство появившихся в это время имен (некоторые из них носили курьезный характер) вскоре вышло из употребления, и лишь немногие, закрепившись в русском именнике, стали со временем восприниматься как вполне обычные имена. Светлана оказалась среди последних. Специалисты по русской антропонимии, характеризуя антропонимическую картину послереволюционного времени, относят Светлану к категории «очень редких» имен. Однако употребление этого имени обнаруживало в то время явную тенденцию к росту, постепенно превращая его в одно из любимых имен как культурной, так и партийной советской элиты. Приведем ряд примеров. В 1920 г. у знаменитого лирического тенора Л. В. Собинова родилась дочь, названная Светланой, в 1923 г. тем же именем называет свою дочь Н. И. Бухарин; в 1925 г. дочь Светлана рождается у известного советского военачальника М. Н. Тухачевского, а в 1926 г., как уже говорилось, Светланой была названа дочь Сталина.

В настоящей работе делается попытка ответить (хотя бы гипотетически) на два вопроса: во-первых, почему дочь Сталина получила имя Светлана, и во-вторых, как повлиял (если повлиял) сам факт наречения ее Светланой на дальнейшую судьбу этого имени.

У кого и как могла возникнуть мысль из широкого репертуара женских имен выбрать для новорожденной достаточно экзотическое в то время имя, неизвестно. Сама Светлана Аллилуева (Сталина) в книгах, написанных ею в 1960–1980‐х гг., относясь, по-видимому, к своему имени как к совершенно ординарному, по этому поводу ничего не пишет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Биография
Собрание сочинений. Том 2. Биография

Второй том собрания сочинений Виктора Шкловского посвящен многообразию и внутреннему единству биографических стратегий, благодаря которым стиль повествователя определял судьбу автора. В томе объединены ранняя автобиографическая трилогия («Сентиментальное путешествие», «Zoo», «Третья фабрика»), очерковые воспоминания об Отечественной войне, написанные и изданные еще до ее окончания, поздние мемуарные книги, возвращающие к началу жизни и литературной карьеры, а также книги и устные воспоминания о В. Маяковском, ставшем для В. Шкловского не только другом, но и особого рода экраном, на который он проецировал представления о времени и о себе. Шкловскому удается вместить в свои мемуары не только современников (О. Брика и В. Хлебникова, Р. Якобсона и С. Эйзенштейна, Ю. Тынянова и Б. Эйхенбаума), но и тех, чьи имена уже давно принадлежат истории (Пушкина и Достоевского, Марко Поло и Афанасия Никитина, Суворова и Фердоуси). Собранные вместе эти произведения позволяют совершенно иначе увидеть фигуру их автора, выявить связь там, где прежде видели разрыв. В комментариях прослеживаются дополнения и изменения, которыми обрастал роман «Zoo» на протяжении 50 лет прижизненных переизданий.

Виктор Борисович Шкловский

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика